С письмом имама гонец ускакал в Цельмес. Через три дня в сопровождении десятка нукеров Хаджи-Мурад прибыл в Ихали. Подъехав к дому, где остановился имам, он ловко соскочил с коня и, заметно прихрамывая, вошел в распахнутую дверь. Шамиль поднялся навстречу. После приветственного рукопожатия он отступил на шаг и, восхищаясь молодцеватой выправкой Хаджи-Мурада, сказал:
— Несмотря на все, ты имеешь такой внешний вид, который не требует прикрас.
Когда гости и хозяева расселись на ковре, Хаджи-Мурад спросил Шамиля:
— Был ли здесь мушулинец Мухаммед?
— Да, был, как-то подозрительно себя вел, а потом внезапно исчез, — ответил имам.
— Так знай, — сказал Хаджи-Мурад, — этот человек был прислан Ахмед-ханом, чтобы убить тебя, а потом меня. Прибыв в Цельмес, он явился ко мне на рассвете и неожиданно набросился, когда я был еще в постели. Успев выхватить кинжал из-под подушки, я нанес ему удар, от которого он больше не поднялся. Умирая, мушулинец признался во всем. Он просил простить его и еще сказал: «Порви с гяурами и отступниками навсегда, иди по пути истинной веры. И еще — попроси имама, чтобы он тоже простил меня».
— Я не сомневался, что человек этот явился со злым умыслом, но, видимо, в душе его боролись два чувства, и только перед кончиной чувство справедливости взяло верх, — сказал Шамиль.
После ужина Хаджи-Мурад долго рассказывал имаму и его приближенным хабары[51].
— Ханша Хунзаха боялась в равной мере и русских и Гази-Магомеда, но русские сохраняли за ней права и привилегии, помогали деньгами. Когда она узнала о намерениях имама Гази-Магомеда, меня и своего сына Нуцал-хана отправила в Тифлис к наместнику с просьбой оказать ей помощь. Но проклятый генерал Розен не принял нас и ничего не обещал, а его наибы стали спаивать Нуцал-хана и водить к полуобнаженным женщинам, одна из которых в присутствии всех пыталась его обнять, но молодой хан увернулся. Они окуривали нас дымами, от которых меня тошнило. Нуцал-хана учили играть на деньги в бумажную игру. Я тогда еще понял, что гяуры люди хитрые, коварные, а женщины их — бесстыжие блудницы. Мы ушли ни с чем. Я сказал Нуцал-хану, что они чужие для нас и что нам лучше идти с теми, кто близок по религии и нации.
Нуцал-хан уговаривал мать, но ханша не хотела быть в подчинении бывшего узденя Гази-Магомеда и чанка Гамзата. А потом случилось то, что вы знаете.
— Все это должно было случиться неизбежно. От суда и своего часа никому не уйти. Мы думаем одно, аллах делает другое. Так будет и впредь, ибо никто не знает, что предначертано каждому всевышним, — сказал имам, когда Хаджи-Мурад, тяжело вздохнув, умолк.