— Не плачьте, сударыни, наш имам женат. Коран запрещает брать в жены иноверок. Ни одну из вас он не возьмет, если бы даже вы захотели этого. И вовсе он не разбойник, а благородный человек, к тому же гораздо моложе и красивее вашего Пулло. Он, наверное, освободит вас за хороший выкуп, так что не портите свою красоту переживаниями. Адью! — вежливо сказал Казимир, кланяясь англичанке.
Когда абреки отошли, Эддит сказала Анне:
— Этот, что говорил по-русски, наверное, перебежчик, и не из простых солдат… Видела, манеры, сопровождающие речь, вполне светского человека?
Узнав, что Шамиль от Назрани повернул обратно, Ахвердиль-Магома, не заезжая домой, направился в Дарго. Он доложил имаму о постигших его неудачах, а в заключение сказал:
— Клянусь аллахом, несмотря на все, лучшего набега я бы не желал.
— Что же хорошего, если в захваченном обозе не оказалось ни одного приличного коня, ни денег в почте, ни оружия? — удивился Шамиль.
— Зато в нем оказалась райская гурия со служанкой, за которую ты сможешь взять большой выкуп.
— Кто она? — спросил имам.
— Дочь самого богатого моздокского купца-армянина.
— Значит, соотечественница твоих предков, — улыбнувшись сказал имам, намекая наибу на его армянское происхождение.
— Кто бы она ни была, но это настоящий клад. Больше того, ты знаешь, чья она невеста?
— Скажи, тогда узнаю.
— Пулло, того парламентера-генерала, которого посылал к тебе на переговоры главнокомандующий Граббе под Ахульго.
Шамиль изменился в лице. Напоминание об ахульгинском побоище вызывало в нем гнетущее чувство. Он долго сидел молча, задумавшись, затем, подняв голову, сказал:
— Хвала всевышнему! Рано или поздно он посылает возмездие злодеям.
— Не печалься, имам, горе и радость следуют чередой… Разреши ввести пленницу, хочу восторгом вытеснить грусть из твоей души, — сказал наиб.
— Введи, — ответил имам.
Шамиль буквально застыл от изумления. Он видел красивых горянок на свадьбах, любовался их пестрыми нарядами, грубыми украшениями, но ни одна из них не могла сравниться с этой… Она казалась заоблачной, осыпанной и свежей утренней росой, и сияющей снежной пыльцой, упавшей из райских чертогов.
Сердце имама, которое не содрогалось в жестоких сражениях даже тогда, когда близилась к нему тень Азраила, вдруг затрепетало, и странное волнение охватило его от чистоты, белизны, блеска неземной красавицы.
Он долго осматривал ее.
Она, покорная, с грустным лицом, опустив глаза, стояла перед ним.
Наконец, уловив на себе испытующий, лукавый взгляд Ахвердиль-Магомы, Шамиль встал и молча направился к выходу. Он вошел в свою библиотеку, стал ходить по комнате, заложив руки за спину. Через некоторое время, оставив пленницу в гостиной, туда вошел наиб. Он спросил: