Имам хотел учинить над неверными наибами суд и собирался послать за ними людей, но вслед за андальцем к Шамилю прискакал один из его старых андийских кунаков Рамадан. Он сообщил:
— Получив твой фирман, Галбарц и Байсулав пришли в ярость. Байсулав решил выступить в защиту Галбарца. Он собрал своих единомышленников и сказал: «Мы принудим Шамиля оставить наибом Галбарца, а если он не сделает по-нашему, палка повиновения будет сломана этими руками».
Рамадан вытянул руки, сжав кулаки, подкрепляя жестом слова Байсулава.
— Ну что же, пусть попробует. Против кулака есть булат, — спокойно ответил имам.
— Ты будь осторожен… Сегодня Байсулав, наверное, приедет сюда.
И действительно, помощник Галбарца прибыл в Дарго к полудню. Имам быстро собрал несколько членов совета, которые оказались поблизости, чтобы в присутствии их разговаривать с помощником каратинского наиба.
Байсулав не смутился, когда, войдя в диван-хану, увидел Шамиля, сидящего в кругу своих советников. Став у двери, он даже не поздоровался с присутствующими.
— С приездом! Какими судьбами, с какими хабарами пожаловал, храбрый Байсулав? — спросил Шамиль.
— Судьбы ведомы аллаху, хабары — людям, а приезд мой к тебе был необходим для выражения недовольства, — ответил Байсулав.
— Чем же ты недоволен? — спросил Кебед-Магома.
— Фирманом имама, — ответил Байсулав.
— Разумеется, о вашем смещении? — сказал Ахвердиль-Магома.
— О смещении Галбарца, — дерзко ответил Байсулав.
— Ты не горячись, не спеши. Бурливый поток, расплескавшись в пути, не достигает моря, — посоветовал Шамиль.
— Я хочу достичь одного, а именно — оставления Галбарца наибом Караты, — ответил Байсулав.
— А я бы хотел установления мира в нашем вилайете, ухода гяуров, прозрения отступников и их приспешников, чтобы все люди Дагестана и Чечни стали истинными мусульманами, следуя по пути пророка. Но так не получается, как не получится то, о чем ты печешься, ибо Галбарц и ты не только отказываетесь сами идти по верному пути, но сбиваете с него и остальных, — ответил имам и добавил: — Гораздо лучше те, кто открыто продается отступникам и гяурам за ломаный грош, за рог дурманящего напитка, обломок кальяна, переходит открыто на их сторону, не совращая остальных.
— Хорошо, тогда мы не дадим тебе возможности забыть наши имена, пока будем живы! — надменно воскликнул Байсулав и, бросив полный ненависти взгляд на сидящих, хотел выйти.
— Не торопись! В ближайшее время будет забыто имя твое! — воскликнул старейший муртазагет Осман и, подойдя к Байсулаву, пронзил кинжалом его грудь.
— Кто тебе дал право чинить самосуд? — строго спросил имам, подойдя к Осману.