Проводы Шамиля превратились в триумфальное шествие. За каретой имама двигалась огромная вереница разных экипажей. Они запрудили привокзальную площадь. Несмотря на морозный ноябрь, массы народа рекой разливались вокруг станции. Шамилю и его спутникам был предоставлен первоклассный вагон.
— О великий аллах, пощади! За что такое испытание или это наказание твое? — шептал он растерянно.
Руновский, обратившись к нему, сказал:
— Шамиль-эфенди, подойдите к окну, попрощайтесь с народом.
Шамиль подошел. Руновский опустил оконную раму. Публика пришла в восторг. В воздух полетели мужские шляпы, взметнулись, взмахивая белыми платочками дамские ручки, послышались прощальные возгласы. Шамиль был растроган до того, что низко опустил голову, приложив руку к груди.
— Прощайте, господин Шамиль! Доброго пути! Счастливой дороги! Да хранит вас господь! Приезжайте к нам еще!
— Что они говорят? — спросил Шамиль Руновского, не поднимая головы.
Когда капитан перевел слова людей, Шамиль сказал:
— Я не могу найти слов для выражения того, что творится в душе моей. Передай им, что никакие успехи и победы в прошлом не приносили мне такой радости, как эта, дарованная сердечным отношением русского народа. Я прибыл сюда покоренным силой оружия, уезжаю отсюда с покоренной душой.
В Калугу прибыли вечером. Встречать гостей вышла вся калужская знать во главе с губернатором и предводителем дворянства Щукиным. Шамиль и его спутники были помещены в гостинице «Кулон» до окончания ремонта и оборудования арендованного дома.
Теперь и гостиница «Кулон», как и «Знаменская» в Петербурге, стала местом всеобщего внимания и сборищ. И здесь у парадного подъезда с утра до ночи теснились толпы калужан, желавших посмотреть на легендарного предводителя горцев Кавказа.
На второй день в доме Щукина был дан бал в честь Шамиля. Здесь имам и его приближенные были представлены любопытным дамам калужского дворянства. Под громкие звуки духового оркестра закружились пары. Шамиль смущенно глядел на обнаженные плечи пышных красавиц, которых мужчины обнимали за талию, кружа в танце.
«Может быть, это их мужья?» — думал, он, успокаивая себя, но он был буквально растерян, когда заметил, как к отдельным женщинам с поклоном подходили разные кавалеры и снова, обняв, начинали танцевать.
Затем всех пригласили к столу. Шамиль почти ничего не ел. Он ограничился куском хлеба и стаканом чая, говоря, что так поздно не привык принимать пищу.
— В зимнее время я ложусь спать в семь-восемь часов вечера, летом — в девять-десять, — сказал он.
После ужина, видя, что гость скучает, хозяин увел его в свой кабинет. Дети, которых еще не уложили спать, опережая друг друга, побежали за ними. Не обращая внимания на отца, они кинулись к Шамилю, вытянув руки. Строгое лицо имама сразу посветлело. Он усадил их на колени и высказал свое сожаление о том, что не предупредил казначея Хаджиява купить подарки для детей.