— Но ведь тогда мою осторожность расценят как трусость, — возразил Гамзат и добавил, немного помолчав: — Да пусть свершится то, что начертано рукой аллаха в книге предопределения.
— Ты, мюршид, слепо веришь в предопределение, — ответил Шамиль. — Попробуй броситься со скалы в пропасть, тогда почувствуешь, что произойдет, несмотря на то что здоровье позволяет дожить до старости.
Гамзат задумался, затем, тряхнув головой, решительно сказал:
— Сделаю так, как советовали ученые, иначе Хунзах вновь будет потерян.
Шамиль ушел. На другой день он вновь явился к Гамзату, взволнованный, мокрый от дождя, который лил с ночи.
— Почтенный мюршид, — начал Шамиль, — я пришел к тебе заявить, что люди ропщут. Они требуют свою долю из того, что взято во дворце.
— На сей раз я не могу ничего выделить им, — сказал имам.
— Но ведь это будет нарушением одного из законов шариата, относящегося к делам военным. Их требования обоснованны, за эти несколько месяцев они стали похожи на стадо тощих баранов, к тому же завшивели и оборвались.
— Я не располагаю средствами и не могу одеть и обуть всех, — с раздражением ответил Гамзат.
— Тогда они разбегутся, — не унимался Шамиль.
— Ну и пусть бегут, ничего не дам, — махнул рукой Гамзат.
— Мюршид, не мне тебя учить, но запомни: плохо то богатство, которое не расходуется.
— Шамиль, советников у меня много, и ты знаешь, что это не простые люди, а почтенные, убеленные сединами.
— Человек благоразумный советуется и с высшими и с низшими по сану.
— Но благоразумный человек должен прислушиваться к голосу большинства и не уступать требованиям одного.
— Я требую не для себя, — сказал Шамиль, — а только выражаю волю тех, без которых ты не достиг бы того, чего достиг. Правящий мудрец, уверенный в непогрешимости своих действий и слов, не должен пробуждать вражду и ненависть из-за уверенности в своем уме и силе.
— Значит, не следует удерживать тех, в ком рождается вражда ко мне. Лучше пусть эти люди разбегаются. Все равно теперь делать нечего — наступают холода.
— Разреши мне увести их в том порядке, в каком они пришли сюда, и распустить у своих дорог, поблагодарив. Иначе, когда они нам понадобятся вновь, многие из них могут не откликнуться на зов, — сказал Шамиль.
— Уводи! — сухо отрезал Гамзат-бек.
Шамиль ушел. В тот же день покинули Хунзах Шамиль, Юнус, Ахвердиль-Магома и другие. За ними последовал Кебед-Магома. Этот телетлинский мулла — человек не столько ученый, сколько набожный, — вернувшись с отрядом в родной аул, поспешил последовать примеру своего мюршида. Стремясь к неограниченной власти (во внушении страха он видел единственный путь к этому), Кебед-Магома собрал всех ненавистных ему состоятельных и влиятельных телетлинских жителей вместе с женами, стариками, детьми в один из домов, перестрелял их и сжег дом.