— Ай, больно же! — по-мальчишечьи детско взвизгнул Аракчеев.
Подняв единственный видящий глаз, он увидел склонившегося над ним бойца. Последний что-то говорил, что было понятно по открываемому им рту, но слов комвзвода не слышал. В ушах застряли ватные пробки — очередная контузия. Попытавшись пошире зевнуть, что не принесло никаких результатов, Алексей Андреевич пожал плечами и похлопал ладонями по ушам. Солдат понятливо кивнул и молча принялся перевязывать голову командира бинтом.
— Иди, — оттолкнув бойца, крикнул Аракчеев. — Я сам справлюсь…
Тот снова кивнул и полез на бруствер к оставленному ручному пулемету. Через пару секунд на дно окопа хлынул град стрелянных гильз. Увернувшись и прислонившись спиной к песчаной стене, комвзвода кое-как замотал бинт вокруг головы и свободным болтающимся на ветру концом протер глаз. Последний мгновенно прозрел.
— Ну, слава Богу, видит, — облегченно вздохнул Алексей Андреевич. — От крови слипся…
Чуть отдышавшись, Аракчеев потянул АКМ за свисающий ремень и уже собрался подняться на ноги, как снова где-то совсем рядом рванула прилетевшая мина, взрывной обжигающей волной охватив комвзвода и с силой толкнув его обратно на землю. Приподнявшись на локтях, Алексей Андреевич затряс головой, приводя себя в чувства и невольно вздрогнул, едва его взгляд выхватил и распознал в лежащей неподалеку бесформенной куче — недавнего бойца, помогающего перевязать Аракчееву голову. Верхняя часть черепа солдата выглядела будто срезана гильянтиной. Кремово-серая масса мозга разбрызгалась по окопу. Рядом лежала верхняя часть черепной коробки с остатками скальпа.
Алексей Андреевич сидел на дне окрашенного кровью и усыпанного стреляными гильзами окопа, без каких-либо эмоций глядя на очередную жертву бессердечной старухи-Смерти. Что-то подсказывало командиру взвода, что совсем скоро и его тело будет лежать где-нибудь на кавказской земле, будь то в этом окопе или соседнем, под крепостной стеной или под гусеницами горящего БМП. Он видел блокпост, устроившийся жалким гнездом кукушки в расселине горного перевала как будто со стороны, с высоты птичьего полета. Испещренная воронками, морщинистая земля пылала, содрагаясь от новых взрывов мин и гранат. Повсюду валялись исковерканные, обезображенные, изуродованные тела солдат.
— Что же ты делаешь, Россия-матушка?! — заскрипел зубами старший лейтенант. — Что же ты делаешь со своими сыновьями?.. Не понять тебя умом… Остается лишь вера… Вера своенравной, истеричной шизофреничке, которая не поддается общению на нормальном языке логики… И гибнут твои сыны, омывая твое же лицо своей кровью… Что же ты делаешь-то, дура?!..