— Отправлю послание Алону.
После чего снова покинул мастерскую.
Не отрывая взгляда от лежавшего без чувств мужчины, я осторожно встала и привела свою одежду в порядок. Она, конечно, помялась, да и наверняка успевшие проявиться синяки меня не красили, но все это было не трагично.
Пленник не приходил в себя, и я переключила внимание на обстановку. Вскоре даже перестала каждую секунду, вздрагивая, возвращаться к мужчине взглядом. Не знаю, каким именно образом Брик передал судье информацию, но возвратился мой работодатель скоро. Окинул хмурым, но уже не безумно-яростным взглядом перевернутую вверх дном мастерскую, после чего негромко спросил:
— Почему ты за него вступилась?
И чувствовалась в этом вопросе какая-то укоризна, даже обвинение, будто оман видел во мне сейчас человека, что пошел навстречу собственному мучителю, и в высшей степени не одобрял такого подхода. Я невесело ухмыльнулась.
— Я вступилась не за него, а за вас.
— Что?
Брик вопросительно вскинул бровь, совершенно не понимая, что я хочу этим сказать.
— Не думаю, что вы когда-нибудь убивали человека таким способом, — серьезно сказала я. Еще пару часов назад я бы, наверное, могла закончить это предложение на слове «человека». Но теперь, после того что увидела здесь, в мастерской, я уже не была в этом уверена. — Ваши картины, мастер, — светлые, дарящие надежду, наполненные красотой и спокойствием, даже если на них изображена дождливая осень. А что бы было, если бы одна из них вот так превратилась в тюрьму и плаху? Смогли бы вы потом творить, как прежде?
От прищуренных глаз к вискам побежали тоненькие морщинки. Потом Брик кивнул, то ли соглашаясь с моими словами, то ли как минимум их принимая. Еще раз оглядел мастерскую, прошелся туда-сюда, приблизился к окну. Какое-то время будто всматривался во что-то, и мне даже подумалось, не нашел ли оман вдохновение для новой картины. Не самый подходящий момент, конечно, но кто их, художников, разберет?
А Брик развернулся, и решимость, сквозившая сейчас в его движениях, нашла отражение и в выражении лица.
— Ну все, — твердо заявил он. — Мне это надоело.
«Сейчас уволит», — промелькнуло в мозгу, но отчего-то очень отстраненно.
— Добром это не кончится, — продолжал между тем оман. — В захолустной Аяре от тебя так просто не отстанут. Всегда будет не одно, так другое. Поэтому мы переезжаем.
Замена ожидаемого «расстаемся» на туманное «переезжаем» ненадолго ввела меня в состояние ступора. Пора уже привыкнуть, что именно к такой реакции меня приводят некоторые высказывания Итая.
— Два вопроса, — пробормотала я, все еще тяжело дыша. По-прежнему давало о себе знать безумие предшествовавшего часа. — Куда переезжаем. И кто именно.