— еда.
Я хочу быть наедине с ней, а не с этой кучей шумных людей, которые обсуждают военные операции. Я только-только стал человеком. Мой уровень — книжки про Любопытного Джорджа. Я не готов к такому.
— Иди, — говорит Джули, но в её глазах читается беспокойство. — Я найду тебя позже.
Россо терпеливо ждёт. Он знает о моих страхах. Мы потратили множество вечеров на их обсуждение, сидели в его библиотеке и он давал мне советы. Но сейчас в его взгляде нет сочувствия, только решимость. Мужчина говорит мужчине, что должно быть сделано, и доверяет это дело ему.
Я хотел бы быть человеком. Я хотел бы быть частью этого мира. Хотя этот мир не уютный дом, а поле боя. Я думал, что у меня будет больше времени, чтобы подготовиться, но есть один урок, который я успел усвоить за свою короткую жизнь: ничего не происходит тогда, когда ты к этому готов. Ты говоришь жизни: «На счёт три!», а она делает на «два»…
Я отхожу от Джули и киваю Россо. Мы идем к Воротам.
СЕЙЧАС конец июля, и средняя температура колеблется около сорока восьми градусов. Несколько поколений человечество адаптировалось к новому климату, но, тем не менее, все на Стадионе обливаются потом. Моему разрушенному телу некогда было восстанавливать потоотделение — оно было слишком занято повторным изучением более важных функций, так что жара печет моё немаринованное мясо. На этот раз я благодарен Стадиону за его нагромождение трущоб — пятиэтажки из заплесневелой фанеры и ржавого металла погружают в тень большую часть территории и остужают духовку до более приемлемых для жизни тридцати семи.
— Мне бы хотелось объяснить понятнее для тебя, — говорит Россо, пока наши ботинки чавкают по расплавившемуся асфальту. На самом деле улица — не более чем грубо вымощенная тропинка, слишком узкая, чтобы мы могли идти рядом, поэтому я иду следом за ним и могу только догадываться о выражении его лица. — Единственное, что я могу сказать: я верю, что ты важен.
Я ничего не отвечаю.
— То есть, ты значишь что-то важное. Ты и такие же, как ты. И мне очень интересно понять, что же это.
Я по-прежнему молчу. Он оборачивается ко мне.
— Для тебя это чересчур? Я киваю.
Он улыбается и продолжает шагать.
— Извини. Я уверен, что ты и без меня достаточно натерпелся.
— Я не важный, — отвечаю я ему в затылок. — Я… бессильный.
— Почему ты так говоришь, Р?
Я не собирался вдаваться в подробности, но его мягкий искренний тон развязывает мне язык.
— Я не умею читать. Я не могу говорить. Пальцы меня не слушаются. Мои дети не перестают есть людей. У меня нет работы. Я не могу заниматься любовью. Большинство людей хочет меня убить.