— А его сестра? Какая правда о ней?
— Джеймс передал свою сестру, чтобы выплатить свой долг. Это секрет номер один, и я жду свой поцелуй, — Винсент наклоняется и касается моих губ своими. Мягко. Как и его слова. Нежно. Как и его прикосновение. Они не требовательные и не жесткие. Словно он просит прощение. — Ты не хочешь Джеймса. Ты хочешь Винсента.
Я отталкиваю его от себя и качаю головой.
— Он должен был знать, что о ней позаботятся. Что Один позаботится о ней.
Винсент пытается улыбнуться, но тщетно, так что он отламывает еще один кусочек вафли и скармливает его мне. Я медленно жую, пытаясь выяснить, что мы здесь делаем.
— Ты хочешь больше?
— Да, — отвечаю я. — Если есть больше, я должна знать.
Он выпячивает подбородок немного вперед, будто это задевает его. Уверена, он рассчитывал на то, что вобьет клин между мной и моей любовью к Джеймсу, но это не может быть концом истории. Должно быть больше.
— Мне нужно услышать все, — произношу я. — Если все это было ложью, тогда мне нужна правда. Я не могу принимать решение, полагаясь на вранье.
— Я это знаю, — начинает он, снова глядя на еду. — Поэтому я здесь.
— Значит, расскажи мне остальное.
— Один тренировал ее драться. Он учил ее убивать. Учил лгать, красть и обманывать. Он превратил ее в одну из нас. Но прежде чем все это случилось, маленькую девочку нужно было успокоить. Ее вырвали из дома. Оторвали от семьи. Она ничего не делала, кроме как плакала неделями. Месяцами. И Джеймс был тем, кто привел ее в норму.
— Как? — Я рисую картину этой потерянной малышки, плачущей по своей семье, запертой где-то в темном и страшном месте.
— Он солгал ей, Харпер. Он лгал ей годы и годы. Говорил ей, как она отправится домой и увидит семью. Говорил, что она будет жить, как принцесса, если подчинится. Говорил все, что хотела услышать маленькая девочка.
— Сколько было Джеймсу, когда он сделал это?
Винсент пожимает плечами и, предположительно, считает годы.
— Это началось в шестнадцать и продолжалось, пока ему не исполнилось восемнадцать или девятнадцать.
— А затем в один прекрасный день мы с Николой встречаемся? Именно с ней?
Винсент пялится на меня, но ничего не говорит.
— Потому что, как по мне, выглядела она нормально. По факту, она говорила, словно самовлюбленная богатая девочка. Ты сказал, что она — наемник. Ей хорошо, полагаю. Как и Нику. Как и Джеймсу. Это просто работа, Винсент. Это то, что они всегда нам говорят? У всех в Организации есть задание. У меня есть задание. Я должна выйти за тебя и родить детей. Ты хоть спросил меня, хочу ли я детей? Что если я не хочу ходить на совещания директоров? Что если я хочу быть морским биологом? Или кинологом? Может, я бы предпочла быть кем угодно, только не этой девочкой, сидящей в этой тупой, похожей на ресторанную, кухне. Может, жизнь Николы лучше, потому что она наемник. Ты вообще спрашивал ее? Может, Джеймс сделал правильную вещь, отняв ее у той нечестивой матери. Ты хоть думал об этом?