Ночные улицы нередко шумели до рассвета. Веселые студенческие гулянки подчас оканчивались драками и бранью. Раздавались окрики бодрствующих стражей. В порту светились фонари и горели факелы. Жили своей жизнью питейные заведения, визжали неугомонные беспутные девки.
В Любеке византийская царевна передыхала. Утомила не только дорога, но и постоянные наставления кардинала. О чем бы ни заводил речь Антоний, непременно сводил к тому, в чем его напутствовал папа. А папа говорил кардиналу:
- Софья мной и унитами воспитана, и тебе, Антоний, семена, брошенные в душу невесты великого князя, каждодневно взращивать, дабы она склоняла митрополита и все православное духовенство к унии.
Разминая затекшие от сидения ноги, кардинал выбирался из повозки и шагал рядом с каретой невесты. Та иногда слушала, но чаще, закрыв глаза, делала вид, что спит.
В обозе в последней повозке ехали московские послы. Они не досаждали Софье, и казалось, их совсем нет в обозе. Иоанн Фрязин ни на что не обращал внимания, но Санька все видел, замечал, как впереди кареты невесты латиняне несли свой латинский крест-крыж, как во встречных деревнях и городках народ встречал Софью, и тогда кардинал выходил к люду и читал какие-то проповеди.
Молва о том, что это поезд воспитанницы самого папы, которая едет в таинственную Московию к князю русичей, опережала Софью. Говорили удивленно:
- Смотри ты, греческая царевна в такую варварскую страну отправилась!
Слыша такие слова, Антоний гордился собой. Папа послал его на Русь, потому как вверил ему судьбу унии.
- Церкви нашей брак этот выгоден, - говорил кардинал. - Уния способна объединить расколовшийся христианский мир.
Но Санька думал не так, как Антоний. Санька был уверен, латиняне готовы влезть в душу православную. Он еще не знал, что папа сказал кардиналу:
- Когда ты, Антоний, вступишь на землю русичей, а впереди тебя понесут латинский крест, это будет началом присоединения церкви греческой к Флорентийской унии, к вере нашей истинной.
Кардинал разделял взгляды папы. Уния подчинит православного митрополита верховной власти папы римского, а ксендзы обретут свою паству на русской земле.
Саньке все это неведомо, но он догадывается, что посланник папы хитрый и коварный, - не стал бы он злым нунцием при великой княгине Софье…
Настена ждала Саньку с нетерпением. Хотела порадовать рождением сына. Она и первенца назвала Санькой. То-то будет удивление! Уезжал Санька в Рим, поговаривали о девке, а воротится - Настена с сыном встречают.
Заходил к Настене сам молодой великий князь, подержал новорожденного, агукнул, а потом как-то враз погрустнел и удалился.