Иван Молодой в первый день праздника был у отца, они принимали тверских гостей, бояр Тимофея Косого и Архипа Надеина.
Угощали знатно, поили медами, кормили блинами с икрой, с семужкой легкого засола.
А когда гости захмелели, принялись расспрашивать, какие обиды боярам чинит Михаил, князь тверской, да продолжает ли сноситься с литовским князем Казимиром.
К вечеру бояре засобирались в дорогу. Великие князья отговаривали их, просили хотя бы ночь в Москве пробыть, но Тимофей и Архип ни в какую не соглашались. А уходя, твердо обещали летом перебраться на жительство в Москву с чадами и слугами. Говорили:
- Князь Михаил Борисович обид нам хоть и не чинит, но и не честит. Ко всему тверской князь от Москвы отдаляется, а надобно заодно держаться. Хватит уделами жить, друг от друга рыла воротить…
Иван Молодой ехал конно за санями с боярами тверскими. Прощался тепло. Видать, помнил, что вполовину кровь у него тверская.
Долго смотрел, как в сумеречную даль удаляются сани и конные слуги. В Кремле его уже дожидался Санька. Принял повод, а великий князь Иван Молодой сказал ему:
- На блины к тебе завтра приду, примешь? Ночью к нему явилась Глаша, теплая, улыбчивая.
Будто все душевные боли великого князя Ивана Молодого на себя приняла, душу облегчила. Князь Иван слова ласковые ей шептал, голову гладил:
- Глаша, свет мой, никто тебя не заменит…
Но ни в тот день, ни на всей Масленой неделе молодой великий князь к Саньке не приходил. Он явился лишь в Прощеное воскресенье, когда заканчивалась Масленица и князя уже не ожидали.
Они ели блины драные [36], кислые, вспоминали отроческие лета, раннюю юность, но все больше молчали: каждый о своем думал…
Зима доживала последние дни.
По ночам еще держались морозы, а днем выгревало солнце и звонко выстукивала капель.
А давно ли лес спал. В безветренную погоду деревья застывали в снеговых шапках, ветви покрывались инеем, будто мучным налетом. Хрустнет ли ветка под ногой, вспорхнет ли птица - далеко слышно…
В преддверии весны лес встряхивался и стоял голый, мрачный.
Сиротливо жались березы, сникали осины, в высоком небе качали головами иглистые сосны, задумывались вековые дубы, и тепло было только разлапистым елям.
Весной из всех земель Московской Руси приходили обнадеживающие вести: ополченцы собираются и, стоит из Москвы знак подать - на подмогу придут.
Но Иван Третий все тянул, хотел миром урядиться с великим ханом Золотой Орды. На то и расчет держал.
На Думе государю никто не перечил. Почто в свару с Ахматом вступать, по зову государя свои княжеские дружины выставлять, челядь оружную?