- Не перечу я, отец, к справедливости взываю. Ужели князь Михайло станет оспаривать наше великое княжение, против Москвы слово молвит? Ты, государь, это знаешь.
- Может, может, - насупился Иван Третий. - Ты вот поедешь к нему и убедишься, как он тебя обхаживать начнет. Не поддавайся на его искушение. Он станет матерью твоей тебя смущать. Она, праведница, хоть и тверичанкой была, но за Москву радела. Голубица наша, всегда чую ее рядом с собой. Никого я так не любил, как Марью. Все, что ноне имею, преходяще. А она весь белый свет затмила. Опутала она меня, приворожила да и ушла из жизни…
Иван Молодой подошел к сидевшему на лавке отцу, положил руку ему на плечо. Тот сидел, чуть сгорбившись. Домашний кафтан обхватывал его широкую крепкую спину.
- Когда выезжать?
- В конце месяца. Побудь еще с Еленой. Как она?
- Все ладно, отец. Дмитрий на тебя смахивает. Усмехнулся Иван Третий:
- Так ли уж? Разум ему бы мой.
- Скоро ходить начнет. Ручки цепкие.
- Наша порода. Рюриковичи всегда к власти цепки.
- У него и молдавская кровь добрая. Эвон, деда его Стефана сколь турки ни гнули, ан не на того насели.
- Стефан-господарь огнем пытанный. То не только султан познал, вся Европа признала… Так ты, сыне, уразумел, что ноне в Твери ты Москву представляешь? И не у своего дядьки Михаилы в гостях, а посол. Посол, слышишь? Какие бы слезы Михайло тебе на грудь ни ронял, не разжалобись.
Поднялся государь. Бороду в кулаке зажал, на сына глаза уставил.
- Понимаю, нелегкую ношу на тебя возлагаю, но знай, ты великий князь и без единения всех княжеств Москве не быть великой. - Чуть повременил. - Коли не возражаешь, на днях я внука Дмитрия проведаю.
У ступеней митрополичьих хором уже с утра толпилась кучка любопытных прихожан. Отстояв заутреню, митрополит Геронтий с архиепископами и другими церковными служителями удалились в покои, чтобы избрать новгородского архиепископа.
Топчутся московские бабенки, переговариваются:
- Уж кого назовут-то?
- Поди, Варсонофия!
- К чему бы?
Бабенкам московским не к надобности гадать, кого пошлют владыкой в Новгород, однако страсть как интересно.
Вышел митрополичий служака, только руками развел и направился к храму Успения Богородицы. И снова зашептались:
- Долго сидят.
- Пока удумают, это вам не блины печь!
- Новгородцам надобно могучего владыку, под стать Илье Муромцу, сам-то город во какой!
- Наша-то Москва не таким рога ломала.
- Тихо, выходит!
На крыльце появился владычный секретарь и в мертвой тишине произнес:
- Отец Сергий! И враз зашептали:
- Сергий!
- Это какой же?
Разошлась толпа, из Кремля разбрелась по московским улочкам. А не прошло и часа, как с узелком и посохом, одетый в бедный иноческий наряд, вышел из хором митрополита новый архиепископ новгородский Сергий, умостился в повозке на охапке сена, и монах-возчик тронул мохнатую, вислобрюхую лошаденку. Она потрусила рысцой из Кремля, из Москвы, направляясь на Новгородскую дорогу.