Они сидели за столом, пили теплое молоко с медом, вели мирской разговор о бренной жизни. Князь Иван говорил:
- Суета сует жизнь наша. Думаю я, для какой надобности человек копит богатства? В чем мать родила на свет появляется, наг и бос, в иной мир уходит - перед Господом отчет жизненный дает.
Епископ с прищуром уставился на князя, а тот продолжал:
- Как-то довелось мне быть у владыки Филиппа и слушать перебранку двух преподобных старцев - Иосифа и Нила. Спорили они о богатстве и нищете. Что до меня, так не приемлю я ни богатства монастырского, ни нищеты заволжских старцев. Где же истина, владыка, в чем она?
- Велик Бог, велики дела его и творения. Ему судить старцев Иосифа и Нила. Ты же, сыне, молись, и Господь укажет истину. Коли будешь блуждать во тьме их размышлений, недалеко и до ереси. Избави от того, Боже!
Накануне выступления из Москвы воевод Холмского и Беззубцева сошлись князья и бояре на Думу, расселись вдоль стен палаты, как всегда, дородные, важные, в шубах и шапках высоких, хоть дни стояли теплые.
На посохи опираются, на Ивана Третьего поглядывают. А он в дорогих одеждах сидит в высоком кресле, ждет тишины. Вот поглядел на пустующее место заболевшего митрополита и заговорил:
- Ведомо вам, бояре, что не ради пустословия созвал я вас, пора Казань утихомирить, указать место Али-хану: он на место отца, Ибрагима, решил сесть и брата своего Мухаммед-Эмина из Орды изгнать.
Чуть передохнул и продолжил:
- И тот Али свои злобствования к Руси выявил, корабли на Волгу вывел, путь торговый норовил закрыть.
Боярин Труш ладонь к уху приложил и выкрикнул:
- Русь и без Казани велика!
Иван Третий метнул на боярина недовольный взгляд, слегка посохом пристукнул:
- О княжестве Казанском, дружественном Руси, пекусь я. А ты бы, боярин Труш, слушал с понятием.
И уже спокойно ко всей Думе обратился:
- Возвысилась Москва потому, что Русь земли свои в единство привела, а Казанскую орду ржа разъела, брат на брата пошел. И нам бы ее урок в урок.
Поглядел на братьев своих, Андрея и Бориса, и добавил:
- Надобно впредь казанцам с Москвой в мире жить, в дружбе, гостям торговый путь не закрывать и Нижний Новгород разбоями не разорять. О том мы с Мухаммед-Эмином уговорились.
- То так, - подал голос брат великого князя Борис Волоцкий. - Но мнится мне, что, когда мы с Казанью дружбу завяжем, крымскому хану то в злобствование обернется.
Иван Третий кивнул согласно:
- И я то понимаю, князь Борис. Хоть мы сегодня с Менгли-Гиреем, но от него каждодневно ждем разбойного удара, набега ордынского. А в дружбу с Мухаммед-Эмином поверим. Надолго ли, поглядим. А потом что Бог даст.