Отложив кость, Ряполовский перегнулся через стол, зашептал, как государь повелел брата своего князя Андрея Угличского в темницу кинуть и он, Семен, то исполнил, а в Углич с дворянами ездил дворецкий, сыновей Андрея привез, и их тоже в темнице держат…
Великий князь Ряполовского слушал, глаза щурил. О том, что государь Угличское княжество на себя забрал, ему давно известно, но вот как это было, от князя Семена узнал. Спросил:
- Что же, так ли виновен князь Андрей, чтоб и семью его в темнице держать?
Ряполовский принялся за пирог, ел основательно, квасом запивал.
Прожевал и ответил:
- Государю видней. Одно знаю: вины своей угличский князь не отрицал.
И снова принялся за пирог.
Великий князь расстегнул ворот рубахи, будто душит его. Прохрипел:
- Вот что скажу, князь Семен: нет вины за государем. Много думал я, нередко считал отца жестоким, а ноне иначе не мыслю. И коли доведется встретиться с государем, так и скажу: «За тобой правда, отец, по-иному крепить Русь нельзя…»
Ряполовский крошки с бороды стряхнул, на великого князя уставился.
- Сам зри, Семен, усобица и удельщина земле русской много горя принесли. Еще и поныне народ славянский слезами умывается. Знаешь, от Ахмата насилу отбились, Менгли-Гирей над нами завис…
Я в Твери княжу, и больно мне было вспоминать князя Михаила, что на чужбине он. А чего взалкал? Литвой княжество Тверское укрепить, нож к сердцу русскому - Москве приставить…
И ныне ты, князь Семен, об Андрее говоришь. Ведь признал он, признал, что хотел удельщину упрочить, на Москву замахивался, с Литвой уговаривался. Тому и сыновей своих научал… Я с государем Иваном Третьим ныне заодно и сомнения свои отбросил. А коли еще пожить доведется, дело его продолжу.
Ряполовский побледнел, будто иного великого князя увидел, у этого глаза злые, колючие.
Поднялся:
- Я, великий князь Иван, с государем в согласии. Не перечу ему. Да и не мыслю по-иному… Не обессудь, мне в Волочек надобно торопиться. Прощай.
И ушел. А Иван Молодой еще долго оставался в трапезной. Сидел, обхватив ладонями голову. Все думал. Жестоко станет судить история время великого княжения Ивана Третьего. Будет ли ему прощение за Тверское княжество, за Угличское?
Шумела вечнозеленая хвоя, и под ногами вжимались в землю прошлогодние высохшие иголки.
Оставив на опушке Саньку с конями, Иван Молодой ушел в лес, раздвигая колючие ветки.
Здесь, в чаще, казалось, ветер затихал. Князь брел, и ему чудилось, что стоит пройти самую малость и он выйдет на поляну, где стояли борти деда Матвея. Они сядут с ним за вросший в землю одноногий столик, на котором будет стоять глиняная чаша с янтарными кусками сот, облитых медом. А вокруг станут жужжать пчелы…