- В том и печаль, Глафира. Коли б из своих княжон, а то на девице из рода царского, византийского. Племянница последнего императора константинопольского, Софья Фоминична. Она у папы римского от турок укрывается.
Глаша удивленно подняла брови:
- Аль государь видел ее?
- Нет.
- Чудно. В прежние лета невест на смотрины со всех княжеств свозили.
Припечалилась, головой покачала:
- Видать, не по любви государь женится, а по расчету. Да ты, княже, не огорчайся. Бог даст, ко двору придется, как у нас в Коломне говаривают. - И прошептала: - Хочешь, я к тебе нонешней ночкой приду, утешу?
И пошла, посмеиваясь. Приговаривала:
- Господи, прости меня, грешную. Козни демонские одолевают…
Уже подъезжая к Москве, Санька завернул в стоявшую на пути просторную крестьянскую пятистенку.
Пока передыхал и с хозяевами разговоры вел, в избу девица заглянула. Розовощекая, косы платком прикрыты. На гридня глаза метнула.
«Дочь хозяйская», - подумал Санька. А отец только знак ей подал, и молодка выставила на стол чашу с кислым молоком, хлеб свежий.
Ест Санька, а сам нет-нет да и взглянет на девчонку. Вышел хозяин из избы, встал и Санька. Поблагодарил молодую хозяйку, поклонился, а покидая избу, осмелился:
- Зовут-то тебя как, девица-краса? И, услышав, сказал:
- Жди, Настена, сватов жди. Пойдешь ли за меня?
- Коли всерьез, пойду…
Однако не суждено было Саньке в то лето сватов засылать к Настене. Едва он из Твери воротился, как позвали его к Ивану Третьему, и тот велел Саньке готовиться к поездке в далекий Рим.
На Арбате в деревянном рубленом домишке с оконцами в мелкий переплет и островерхой черепичной крышей вот уже более десяти лет как поселился италийский монетный мастер Иоанн Фрязин. Прижился на Московской земле, к холодам русским привык.
Жену тоже из Италии привез и сына, Франца, помощника в делах литейных. Иоанн мастер знатный, монеты для Московского княжества печатал. Из серебра лил под зорким надзором людей государевых. Сколько укажет великий князь, столько и выплавят они с Францем. И за ту великую пользу, какую приносил Иоанн Фрязин Московскому княжеству, Иван Третий пожаловал мастера званием дворянина.
Может, и дальнейшая жизнь его шла бы как по накатанной дороге, не случись события, в котором Иоанну Фрязину отводилось подобающее место.
В малой палате сидели вдвоем, Иван Третий и Иван Молодой. Поначалу государь хотел было братьев позвать, да передумал: разговор-то для них будет не слишком приятный.
В палату последние лучи заходящего солнца проникают через высокие оконца. Еще час-другой, и наступит сумрак. Тогда дворцовые девки зажгут свечи и в палате запахнет воском. Государь откашлялся: