Но какой же мужчина мог позволить себя использовать личных слуг королевы в качестве связных? Слишком уж это... Я даже слов подходящих подобрать не могла для описания подобной ситуации. Да и почему вдруг кто-то взялся писать мне? Можно было бы понять интерес к мисс Оуэн, но причем тут скромная Кэтрин Уоррингтон?
Или это просто ошибка?
Однако первая же строка уверила меня, что с адресатом не ошиблись.
«Дражайшая мисс Уоррингтон, – обращался ко мне автор записки, – я искренне надеюсь, что мое послание попало в ваши руки. Прошу дочитать его до конца. Я прошу вас о помощи. Только вы в состоянии оказать мне ее. Если же вы сомневаетесь в чистоте моих намерений, то поговорите с высокопоставленной особой, которая принимала вас сегодня».
Здравый смысл требовал немедленно сжечь записку и забыть о ней. А еще лучше – немедленно передать все его милости и таким образом снять с себя груз вины. Очевидно, что не просто так мне подбросили подозрительное послание без ведома лорда Дарроу. Он наверняка бы не одобрил всего этого...
Но проклятое любопытство... Да и не могло же быть так, чтобы ее величество – а «высокопоставленная особа, которая принимала меня сегодня» не могла быть никем иным, кроме королевы – сделала бы что-то дурное для своих родственников.
«Я горячо и искренне люблю вашу подругу мисс Эбигэйл Оуэн».
Только не это... Ее величество так страстно заступалась сегодня за семейство Греев... Неужели же ее величество Вирджиния – и вдруг занялась сводничеством? Невозможно. Совершенно невозможно!
Но записка...
«И, смею надеяться, чувство мое взаимно. Однако суровый опекун мисс Оуэн не позволяет нам заключить союз, который принес бы пользу не только мисс Оуэн и мне, но и нашим семьям. Я прошу вас, прошу стать голубем нашей почты и голубем мира.
Если ваше сердце дрогнуло от жалости к двум несчастным влюбленным, прошу вас сообщить это известной вам высокопоставленной особе.
С уважением,
Р. Дж. Грей».
К концу прочтения у меня дрожали руки...
Вот она, погибель моя. Клочок бумаги, исписанный рукою Рэймонда Грея. Для лорда Дарроу не потребуется иных доказательств, чтобы навсегда лишить меня своей милости... Он и так прощал мне слишком многое, но вряд ли он проявит такое же великодушие, если дело коснется дочери горячо обожаемой сестры...
Первым делом я отправила записку в камин, чтобы избавиться от опасной улики. И только после того, как послание от Грея обратилось в пепел, я смогла, наконец, спокойно размышлять и не трястись от каждого громкого звука. Вот только слова будто выжгли в моем мозгу...