После напряжения первых дней я постепенно вошел в тихую обыденность семейной жизни в доме. Как же меня носило по миру, из города в город, среди множества людей, между работой и грезами, между учебой и ночными попойками, жизнью на хлебе и молоке и снова только книги и сигары, и так один месяц за другим! А здесь все было как десять и как двадцать лет назад, здесь дни и недели текли в беспечном, спокойном, ровном ритме. И я, ставший чужим и привыкший к беспокойной и полной многочисленных переживаний жизни, опять вошел в этот ритм, словно никуда и не уезжал, почувствовал интерес к людям и их делам, о чем годами не вспоминал и не ощущал, что мне не хватает всего того, что стало казаться мне чужим.
Часы и дни проходили легко и бесследно, как летние облака; каждая красочная картина и каждое невысказанное чувство, вспыхнув с блеском и отшумев, вскоре оставляли только мечтательный отзвук. Я поливал сад, пел с Лоттой, поджигал запалы с Фрицем, беседовал с мамой о чужих городах, а с отцом — о новейших мировых событиях, читал Гете, читал про релаксацию у Якобсена, и одно переходило в другое и соотносилось без труда, не становясь главным.
А главным в жизни мне казалась тогда Хелена Курц и мое восхищение ею. Но и это было как все остальное, волновало меня в какие-то часы и опять пропадало на часы, а постоянным оставалось мое дышащее радостью восприятие жизни, ощущения пловца, который плывет по гладкой воде без спешки и цели, не испытывая трудностей и забот. В лесу кричали сойки и поспевала черника, в саду цвели розы и огненные настурции, я принимал в этом участие, находил мир великолепным и удивлялся, как это все будет, когда и я однажды стану настоящим мужчиной, старым и мудрым.
Однажды во второй половине дня по городу плыл большой плот, я прыгнул на него, улегся на кучу досок и плыл с ними несколько часов вниз по течению реки, мимо крестьянских дворов и деревень и под мостами, а надо мной дрожал воздух и кипели душные облака вперемежку с тихим громом, а подо мной ударяла в дно и смеялась, пенясь, свежая прохладная речная вода. И тут я вообразил, что Курц тоже здесь, и я ее похитил, мы сидим рука в руке и открываем друг другу красоты мира — отсюда и до самой Голландии.
Когда я покидал далеко в долине плот, я ненадолго спрыгнул в воду, она доходила мне до груди, но по дороге домой вся влага испарилась и одежда высохла. И когда я, пропыленный и уставший от долгого марша, достиг города, у первых же домов мне встретилась Хелена Курц в красной блузке. Я снял шляпу, а она кивнула, и я вспомнил про свою выдумку, как она со мной, рука в руке, плыла по реке и говорила мне «ты», и этим вечером мне опять казалось все безнадежным, и я сам казался себе глупым фантазером и мечтателем. Тем не менее я выкурил перед сном свою спасительную трубку, на головке которой паслись две серны, и до одиннадцати часов читал «Вильгельма Мейстера».