— А может, она приедет вторым классом, — сказала Лотта.
Я посмотрел на нее недоверчивым взглядом.
— Вполне такое может быть. Она родом из зажиточной семьи, и даже если она и выдает себя за простую…
Мне стало страшно. Я представил себе юную даму с избалованными манерами и солидным багажом, как она выходит из вагона второго класса, а потом находит наш уютный отчий дом бедным, а меня недостаточно изысканным.
— Знаешь, если она едет вторым классом, то не лучше ли ей сразу отправиться дальше?
Лотта была у нас несдержанной и хотела сразу приструнить меня, но тут подошел поезд и остановился, и она быстро побежала на платформу. Я пошел за ней без всякой спешки и увидел, как ее подруга выходит из вагона третьего класса, вооруженная зонтом из серого шелка, с пледом и скромным ручным чемоданчиком.
— Это мой брат, Анна.
Я поприветствовал ее и, поскольку не ведал, как она, несмотря на третий класс, отреагирует на это, взял ее чемоданчик, совсем легонький, но понес не сам, а сделал знак носильщику, которому и передал его. А сам шел рядом с обеими девушками по городу и все удивлялся, сколько же у них всего, что они могут рассказать друг другу. Но фрейлейн Анна мне очень понравилась. Правда, меня немного разочаровало, что она не отличалась особой красотой, но зато у нее было что-то приятное в лице и голосе, что доставляло удовольствие и вызывало доверие.
Я и сейчас еще вижу, как моя мать встречает их возле стеклянной двери. У нее была хорошая интуиция на людские лица, и если она после первого испытующего взгляда приветствовала гостя с улыбкой, тот мог рассчитывать на хороший прием во все время своего пребывания. Я вижу, как она взглянула Амберг в глаза и как она ей кивнула и подала обе руки и без особых слов одарила ее своим доверием и сделала в доме своей. Мое недоверчивое беспокойство по поводу отчужденности ее натуры тут же исчезло, поскольку гостья сердечно приняла протянутую руку, а с нею и дружелюбность, и при этом без всяких велеречивых слов стала с первой минуты желанной гостьей в нашем доме.
С мудростью юнца и тем же знанием жизни я еще в первый день установил, что у этой приятной девушки веселый нрав, она беззаботна и естественна и к тому же, несмотря на малый жизненный опыт, хороший товарищ. А то, что ее жизнерадостность была самого высокого полета, та, что познается в беде и страданиях или никогда, то я предполагал такое, но не понимал до конца. Как и того, что наша гостья обладала бесценным даром умиротворяющего всепрощения, что оставалось для меня как наблюдателя пока закрытым.