Природа распределяет свои дары не без умысла, и если означенный кадык Онгельта мешал его речевым способностям, то оправдывал себя как признак страстной тяги к пению. Андреас был в высшей степени любителем петь. Даже сделав удачный комплимент или изящный жест, предназначенный клиенту, произнося свои трогательные «все-таки» и «все же», в глубине души он, возможно, не ощущал такую сладостность, как при пении. Этот его талант не был востребован в школьные годы, расцвет его пришелся на время, наступившее после ломки голоса, хотя это и держалось втайне. С боязливой и робкой натурой Онгельта его тайная страсть к певческому искусству никак не сочеталась иначе как будучи глубоко скрытой.
Вечером, когда он после ужина и до отхода ко сну проводил уединенно часок в своей каморке, он пел в темноте песни и предавался лирическим восторгам. Обладатель довольно высокого тенора, отсутствие школы пения он старался восполнить своим темпераментом. Его взор увлажнялся, тщательно расчесанные на пробор волосы откидывались назад, а кадык живо двигался вверх и вниз соответственно производимым звукам. Народная песня «Ласточки летят домой» была его любимой. И в строчках «разлука, ах, разлука / как сердце разрывает она мне» он долго тянул мелодию, голос его дрожал, а на глаза выступали слезы.
По деловой карьере он продвигался семимильными шагами. Был даже разработан план послать его на несколько лет в большой город. Однако вскоре он стал настолько незаменим в магазинчике своей тетки, что она не хотела его никуда отпускать, а так как он позднее вступил во владение магазином по наследству, его финансовое благополучие было обеспечено на все времена. Иначе все обстояло с его сердечными делами. Для всех девушек своего возраста, особенно хорошеньких, он был, несмотря на утонченные поклоны и взгляды, ничем другим, как фигурой комической. Он влюблялся в них по очереди и женился бы на любой, какая сделала бы хоть маленький шажок ему навстречу. Но ни одна из них не сделала этого шажка, даром что он старательно все оснащал и оснащал свою речь изысканными фразами, а свой туалет — приятными глазу деталями.
Одно исключение все же было, однако он его почти не замечал. Фрейлейн Паула Кирхер по прозвищу Поль была всегда приветлива с ним и явно относилась к нему серьезно. Она, правда, не была ни юной, ни хорошенькой, скорее на несколько лет старше его, довольно неприметной, а так старательной и уважительной девушкой и к тому же из зажиточной семьи ремесленника. Когда Андреас здоровался с ней на улице, она мило и очень серьезно благодарила его, а когда сама приходила в магазин, держалась весьма приветливо, просто и скромно, обслуживать ее было легко, а его коммерческую внимательность она принимала за чистую монету. А он не то чтобы смотрел на нее без всякой охоты, он просто испытывал к ней доверие, в остальном же она была ему безразлична, ибо относилась к тому малому числу незамужних девиц, о которых он вне стен магазина не помышлял ни минуты.