Я хорошо помню, что в конце лета в нашей тесной долине стояла невыносимая духота и временами по целым дням гремели грозы. В природе царило какое-то беспокойство, оно крайне слабо касалось меня непосредственно, я не слишком его ощущал, но помню, однако, отдельные мелочи. Например, по вечерам, на рыбалке, я находил рыб страшно возбужденными этой предгрозовой духотой, они беспорядочно сбивались стайками, то и дело выпрыгивали из воды и сами шли на удочку. Наконец постепенно стало прохладнее, тише, грозы случались реже, и ранним утром уже пахло осенью.
Однажды утром я вышел из дому с целью предаться любимому занятию: в кармане книга и кусок хлеба. Как я привык к тому в годы мальчишества, я поспешил сначала за дом в сад, накрытый покуда тенью. Елки, посаженные моим отцом, которые я помнил совсем молоденькими и очень тоненькими, сильно выросли, имели толстый ствол, и под ними теперь всегда лежала желтовато-охристая хвоя, и там годами ничего не росло, разве что барвинок. А рядом, на длинной узкой грядке, стояли на высоких стеблях цветы моей матери, они пышно цвели, радостно и весело, и каждое воскресенье их срезали на большие букеты. Это были растения с кирпично-красными мелкими цветочками, собранными в соцветия, — лихнис, или зорька, а на другом нежном кустике на тонких высоких стебельках росло множество красных и белых цветков в форме сердечек, у нас в доме их так и называли — «сердечки», а еще один высокий куст звался «барская спесь». Рядом тянулись к небу астры на высоких ножках, но их время цвести еще не пришло, а между ними расползалось по земле розетками молодило с мясистыми листьями, похожими на мягкие колючки, тут же рос веселый красочный портулак; эта длинная узкая грядка была нашей любимицей, нашим сказочным садом, где рядом соседствовали друг с другом необыкновенные цветы, и они были нам милее всех роз на обеих круглых клумбах. Когда на грядку падали солнечные лучи, заставлявшие блестеть восковые листья плюща, обвивавшего стену, тогда каждый цветущий куст приобретал свою индивидуальность и особую прелесть: сочные гладиолусы сверкали яркими красками, гелиотроп казался серым, погруженным, словно его заколдовали, в таинственный запах, лисохвост свисал, обреченно увядая, а аквилегия встала на цыпочки и звенела разноцветными летними колокольчиками. На золотарнике и голубых флоксах громко жужжали пчелы, а по толстым листьям плюща энергично бегали туда-сюда маленькие коричневые паучки, над левкоями же дрожали в воздухе те быстрые, капризно вертевшиеся мотыльки с толстыми брюшками и прозрачными, словно стеклянными, крылышками, их называли бражниками.