Так что я тоже надел черный костюм и отправился с Хансом Амштайном в дом старшего лесничего. Этот поход туда был для нас обоих сущей пыткой, вдобавок стояла чудовищная жара, близился полдень, и я едва мог дышать в застегнутом на все пуговицы официальном костюме. Моей задачей было задержать прежде всего старшего лесничего, чтобы дать Хансу возможность поговорить с Саломеей.
Служанка провела нас в зал, предназначенный для приема гостей; старший лесничий и его приемная дочь появились почти сразу, и я тут же прошел с лесничим в соседнюю комнату, попросив показать мне охотничьи ружья. Те двое остались в зале одни.
Старший лесничий был в свойственной ему сдержанной манере очень приветлив со мной, а я разглядывал каждое ружье с дотошностью, на какую только был способен. На душе у меня было неспокойно, я напряженно вслушивался, что происходит в соседней комнате, и то, что я слышал, не вселяло в меня уверенности.
Поначалу спокойная, на полутонах беседа постепенно перешла на шепот, что продолжалось довольно долго, потом послышались отдельные резкие выкрики, и вдруг, пока я с неприятным предчувствием вслушивался целую минуту, разыгрывая комедию с очередным ружьем, до меня донесся — и до старшего лесничего, к сожалению, тоже — возбужденный голос Ханса Амштайна, громкий, почти крик.
— В чем дело? — воскликнул старший лесничий и рывком открыл дверь.
Саломея встала и спокойно сказала:
— Господин Амштайн удостоил меня чести, папа, сделал мне предложение. Но мне кажется, я должна его отклонить…
Ханс был вне себя.
— Как тебе не стыдно! — закричал он гневно. — Сначала ты меня почти силой увела от другой, а теперь…
Старший лесничий прервал его. Холодно и немного насмешливо он попросил объяснения по поводу увиденной сцены. Так как Ханс после долгого молчания начал, с трудом сдерживая себя, рассказывать хрипящим и задыхающимся от гнева и возбуждения голосом, запинаясь от смущения и не находя нужных слов, я почувствовал, что должен вмешаться, и, возможно, тем самым только усугубил все дело.
Я попросил старшего лесничего уделить мне немного внимания и рассказал ему все, что знал. Я не скрывал ни малейшей уловки, с помощью которой Саломея завлекла моего друга в свои сети. Я не умолчал и о том, что видел своими глазами ночью. Старый господин не издал ни звука; внимательно выслушав, закрыл глаза и сделал страдальческое лицо. Через пять минут мы вернулись в зал для гостей, где нашли Ханса одного в полном ожидании.
— Я выслушал странные вещи, — сказал старший лесничий хорошо поставленным твердым голосом. — Судя по всему, моя дочь заигрывала с вами. Но только вы забыли, что Саломея еще ребенок.