Все это, каким бы прекрасным ни было, не удовлетворяло его полностью. Поэтому он спускался, когда фатальный голод становился уже непереносимым, тихонько, как сурок, по черным старым ступеням вниз до каменных плит у выхода, на которые падал слабый свет из лавки. Частенько бывало так, что там, рядом с дверью, на высоком пустом ящике лежали остатки хорошего сыра или стояло полбочонка селедок, и в такие удачные дни, а также если Карл под предлогом помочь смело входил в лавку, ему доставались пригоршни сушеных слив, нарезанных груш или что-то подобное, что перекочевывало в его карманы.
Эти вылазки он предпринимал, однако, не из корыстолюбия или дурных намерений, а исключительно из безобидного побуждения голодного человека, ощущавшего себя отчасти благородным разбойником, которому неведом страх перед людьми и который гордо смотрит в лицо опасности. Ему казалось, что в соответствии с моральными законами миропорядка то, что старуха по своей скупости экономила на нем, он изымал из переполненной кладовой ее сына.
Этих разнообразных привычек, занятий и привязанностей могло бы наряду с занятиями в гимназии, собственно, хватить, чтобы заполнить его время и занять его мысли. Но Карлу Бауэру этого было мало. В чем-то подражая некоторым гимназистам, в чем-то под влиянием прочитанных им книг, а также по велению сердца он впервые вступил в то время в прекрасный и таинственный мир любви к женщине. И так как уже заранее знал, что сегодняшнее стремление и усилия на этом поприще не приведут его к заветной цели, он не очень-то скромничал и посвятил обожание самой красивой девушке в городе, происходившей из богатого дома и одним только великолепием нарядов затмевавшей всех своих сверстниц. Гимназист ежедневно проходил мимо ее дома, и, если они встречались, снимал перед ней шляпу и кланялся так низко, как не делал этого даже перед директором гимназии.
Так обстояло дело, когда чистый случай привнес в его жизнь новые краски и открыл перед ним все двери.
Однажды вечером в конце осени, когда Карл в очередной раз не насытился чашкой жидкого кофе на молоке, голод погнал его поискать съедобного. Он неслышно спустился по лестнице и проинспектировал закуток перед входом, где очень быстро обнаружил глиняную миску, в которой лежали две внушительных размеров и привлекательного вида груши рядом с куском голландского сыра с красной окаемкой.
Голодному юноше не составило труда догадаться, что эта легкая закуска предназначалась для хозяина и только на какой-то миг была оставлена здесь служанкой, но, восхищенный неожиданно увиденным угощением, он склонялся к мысли о счастливом провидении и спрятал с благодарностью щедрый дар в карманы.