— А что ты собираешься делать до четырех часов?
— Может, схожу в Петру Александровичу, погуляю, посмотрю Москву. Еще не решил.
— Давай сходим к нему вместе, а потом я покажу тебе новые здания в Москве, — предложила Таня.
— Я не возражаю, с удовольствием, если ты свободна, — глядя на родителей, неуверенно отозвался Генрих.
Сашенька и Митя не успели ничего ответить, потому что Танька тут же заявила:
— Значит, заметано! В десять можешь приехать?
— Могу.
— Татоша, а как же занятия? — заволновалась Сашенька. — Нельзя же пропускать только потому, что тебе так хочется?
— Если нельзя, но очень хочется, то можно! — с некоторым вызовом продемонстрировала свою независимость Татьяна.
Наступила неловкая пауза.
— Можно подумать, что мы не пропускали занятий, — заметил Митя и обнял Сашеньку, словно хотел успокоить ее.
Генрих как будто ждал этих слов.
— Значит, договорились — завтра в десять, — сказал он на прощанье.
На кухне оставалась гора посуды. Танька знала, что мать терпеть не может, когда грязная посуда остается до утра. Глянула на часы — второй час ночи. Когда же мама справится со всем этим? А завтра ей предстоит сходить в парикмахерскую, сделать, как шутил отец, «гранд-намаз», что означало, в папиной же терминологии, макияж под большое декольте.
Танька отправилась на кухню. Там возилась Сашенька, а Митя помогал ей.
— Ты чего заявилась? Справимся без тебя, иди спать, — сказала мать, — время позднее, завтра тебе рано вставать.
— Лучше ты иди спать, а мы с папиком все сделаем. Должна же ты завтра быть во всеоружии, — возразила Таня.
— Вот что, мои дорогие, — вмешался отец, — идите-ка обе спать. Завтра, Татоша, тебе предстоит прогулка с шикарным мужчиной, и я не хочу, чтобы ты ударила лицом в грязь. А ты, Сашенька, должна предстать перед всем курсом. Не дело, если кто-нибудь скажет, что Орехов держит жену в черном теле.
— Один ты до утра провозишься со своей тщательностью, — заметила Сашенька.
— А ты бы хотела, чтобы посуда сохраняла на себе остатки ужина?
— Митя, тебя послушать, так можно предположить, что я тебя кормлю из грязной посуды, — обиделась Сашенька.
— Родичи мои дорогие, что происходит? Ночной скандал в благородном семействе из-за грязной посуды, — оттеснила у мойки Сашеньку и, схватив немытую чашку, стала ее тереть поролоновой губкой, обильно смоченной жидким мылом. Чашка тут же выскользнула из рук, стукнулась о край мойки, со звоном разбилась и рассыпалась осколками по столу.
Танька охнула и расплакалась.
— Ну что ты, глупенькая, плачешь из-за какой-то дурацкой чашки, — ласково сказала Сашенька, — посуда бьется к счастью.