К охальникам подскочили еще трое приезжих молодцов, но торг не вмешивался, верил в Лазутку. Да и чем не потеха задарма?
И началась потасовка. Лазутке пришлось показать всю свою силушку. И минуты не прошло, как все охальники были положены наземь.
Олеся отошла в сторонку, испуганно прислонилась к возку.
Лазутка, под восторженный гул ростовцев, подошел к девушке, глянул в её лицо и… подхватил на руки.
— Успокойся, лебедушка. Здесь на торгу и не такое бывает… Где живешь?
— На Ильинке, — прошептала Олеся.
Лазутка бережно посадил девушку в возок, а сам лихо взметнул на коня.
— Мигом довезу!
Сзади послышался заполошный голос Секлетеи:
— Погодь, вражья сила! Останови-ись!
Но Лазутка остановил возок лишь на углу Ильинки.
— Куда дале, лебедушка?
— Да вот и дом мой, — взволнованным голосом молвила Олеся и спохватилась. — А как же матушка?
— Не пропадет твоя матушка. — Лазутка подал девушке руку, и та сошла из возка. Скитник глянул в глаза Олеси и нежданно-негаданно для самого себя смутился и даже как-то оробел. Скрывая смущение, несвойственным ему голосом молвил:
— Ступай, лебедушка. Теперь тебя никто в Ростове не обидит.
— Спасибо тебе, добрый человек.
Олеся поклонилась в пояс и гибкой, мягкой походкой пошла к дому.
Лазутка проводил ее завороженным взглядом, а затем вспрыгнул на коня и помчал к торгу.
С того дня запала Олеся в Лазуткину душу. Да и Олеся его не забывала, нет-нет, да и вспомнит Скитника. Какой же он сильный! Ишь, как ловко её обидчиков раскидал. И лицом пригож.
В другой раз они встретились через неделю, когда к берегу Неро-озера пристал большой торговый караван, пришедший через Которосль из Ярославля. Поглазеть на нарядные суда и товары выходил весь Ростов Великий.
Пришел на Подозерку и купец Богданов со своими домочадцами: не так уж часто торговые караваны к городу прибывали.
Лазутка, кинув на Соборной площади извоз, вышел на берег речки Пижермы. Здесь начинались избы Рыболовнолй слободки. На плетнях и заборах сушились сети, бредни и мережи, пахло сушеной и вяленой рыбой.
С Подозерки открылось озеро — тихое, спокойное, простиравшееся вдоль на много верст. У причалов, с вбитыми в землю дубовыми сваями, стояли на якорях лодии и струги, насады и расшивы; среди них возвышалось большое двухярусное судно с резным драконом на носу.
— Нешто корабль? — подивился, застывший подле Лазутки чернобородый мужичок в пеньковых лаптях, прибывший в Ростов из лесной бортной избушки. О кораблях он слышал только по рассказам стариков да калик перехожих.
— Что, брат, в диковинку?
— В диковинку, — признался мужичок. — Живу в глухомани, у черта на куличках. Отсюда, коль ехать в Переяславль Залесский, то добрых двадцать верст. Бортничаю на князя Василька. Где уж нам корабли видеть? — словоохотливо произнес мужичок.