— Люба ты мне, Олеся. Нет мне покоя, все думы о тебе.
По кожаному пологу возка говорливым шумным потоком бил ливень, и тихие взволнованные слова Скитника были едва слышны, но Олеся их чутко уловила.
— Что скажешь мне, лебедушка?
Олеся в ответ лишь теснее прижалась к ямщику, и тот понял, что он не безразличен этой девушке. Душа Лазутки возликовала. Боже ты мой, как она хороша! Он робко коснулся рукой её пушистой косы, затем слегка провел по её густым, черным бровям и вдруг услышал желанное:
— И ты мне люб, Лазутка.
И тогда Скитник не удержался и поцеловал девушку в губы. Олеся не оттолкнула, это был первый поцелуй в её жизни. Какой же он упоительный и сладостный. А затем был другой, третий… пока не услышали чей-то громкий возглас:
— Эгей, чо застряли среди дороги? Поезжай!
Лазутка очнулся, выглянул из возка. Ливень кончился, над Ростовом загуляло солнце. Ямшик сошел из повозки, сел на коня и помчал вдоль улицы к избе знахарки.
К Богдановым вдругорядь наведался купец Якурин. Он был хмур и чем-то озабочен. Оставшись с глазу на глаз с Василием Демьянычем, молвил:
— Дочка твоя, кажись, без пригляду живет. Одна-одинешенька по городу шастает.
— Да быть того не может! Без Секлетеи и шагу не ступит.
— Тебе, конечно, видней, — крякнул купец, — но народ зря слушок не распустит. Чу, Олеся твоя с ямщиком Лазуткой спуталась, в возке его катается.
Василия Демьяныча как плетью стеганули, лицо его ожесточилось.
— Да быть того не может… Секлетея!
Секлетея отпираться не стала:
— Седмицу назад недуг меня свалил, а ты, государь мой, по торговым делам с холопями отлучился. Пришлось дочку за знахаркой послать. А тут ливень приключился. Дочка возок остановила, коим Лазутка правил. На возке и знахарку привезли. Помогли её отвары, а то колодой валялась. Ты уж не серчай, государь мой, но послать было некого.
— Ступай! — ворчливо бросил Василий Демьяныч.
Но купец Якурин продолжал зудить:
— Извозчик где должон сидеть? На коне. А людишки с Покровской зрели, как Лазутка Скитник твою дочь в возке тискал. Не срам ли, Василь Демьяныч?
— Подлый навет! Дочь моя — великая скромница, честь свою блюдет. А тут такое!
— Людскую молву кляпом не заткнешь. Ты, Василь Демьяныч, дочке свой спрос учини. Да с пристрастием! Вышиби из неё всякую дурь… Наш же разговор остается в силе. Прощай покуда, Василь Демьяныч.
После ухода Якурина, купец Богданов долго не мог прийти в себя. Экая недобрая молва прокатилась по Ростову Великому. И о ком? О его ненаглядной доченьке, в коей души не чаял. Неуж и в самом деле она к ямщику ластилась? Надо потолковать с Олесей. Лгать она не умеет.