Нет, не нравилось ей все это. Не нравилось!.. У Михаила вон какая жена — и красавица, и хозяйка… Да, Алексею она желала бы не такую жену, как Нина. Был бы Михаил здесь. С ним поговорить. Алексей его уважал, послушал бы, а так… Ну что она ему скажет? Говорила уже. Не помогло. И думы эти стали не давать спать по ночам Анастасии Сидоровне. Хотела написать письмо Михаилу, но и в молодости-то с трудом каракули выводила. Пока напишет несколько строк — вспотеет вся, а теперь, в старости, еще и видеть плохо стала. А попросить некого. Фекла сама не шибко грамотная, да и не хотелось невестке сердце раскрывать.
Максиму как-то намекнула:
— Михаилу бы отписать, как живем…
— А чего писать? День да ночь — сутки прочь… — На том разговор и окончился.
«Подожду Мишу. К празднику обещал приехать. Поговорим», — решила она и успокоилась на время. Но до праздника время не дошло.
Вьюжный день стоял. К вечеру клонилось. Раздался звонок в передней.
— Кто там?
— Это я, Нина…
— А Алексея нету…
— А я к вам…
Откинула цепочку на двери, открыла замок. Нина — в полушубке, в пуховом платке. Лицо раскраснелось на морозе.
— Заходи, коль ко мне…
А та только зашла — ив слезы.
— С Лешкой что? — сначала перепугалась Анастасия Сидоровна.
— Да нет… С ним все в порядке… Беременная я…
— Как — беременная?.. Может, ошиблась?..
— Пятый месяц уже… — сообщила Нина.
«Так… Дождались Михаила, поговорили…»
— Доигрались, значит! — почти зло сказала Анастасия Сидоровна.
— Если б не любила, разве позволила бы? — всхлипывая, пыталась объяснить Нина.
— А чего ж его не любить?! Его всякая полюбит, а не только… — Но что-то женское, жалостливое шевельнулось в ней. Остановилась она на полуслове, не договорила: «…а не только такая, как ты…»
Но Нина, видно, догадалась. Встала, пытаясь кулаком вытереть слезы, и с нескрываемой уже обидой заговорила:
— Я к вам как к матери пришла. Вы же — мать! — почти выкрикнула она. — И я буду матерью… И это будет ваш внук… А хотите вы или не хотите — все равно рожу… — Нина резко повернулась и пошла к выходу.
— Ты постой, постой! Куда ж ты? Охолонь трошки, присядь… А он-то что, Алешка? Он-то знает?
— Ничего он не знает. — И Нина снова заплакала.
— Да перестань ты реветь! Раньше надо было реветь!..
Но Нина не могла успокоиться, инстинктивно ткнулась ей в плечо. «Ведь живая. Тепла хочется, счастья», — все более смягчаясь, думала Анастасия Сидоровна, поглаживая по голове Нину. Та прижалась к старой женщине.
— Ну, буде, буде…
«А ведь родит. И что ж он будет — безотцовщиной?.. Вырастет, а она ему все и расскажет. Отец, мол, подлец, бросил… И бабка твоя ведьмой была… Правда, может, буду я уже в сырой земле лежать… Ну, а пока? Пока живу. Пока глаза глядят! Как же я на мальчонку-то гляну?»