Вечером, как обычно, Алексей пришел к ней. Она не стала с ним разговаривать.
— Ты можешь объяснить мне, что случилось? — добивался он.
— Ничего! — твердила Нина.
Но как только он пытался прикоснуться к ней, отстранялась. Наконец Алексей разозлился:
— Я не люблю играть в прятки. В чем дело?
— Бессовестный, бессовестный!.. Я все слышала… Как ты с Ларисой в лаборатории…
Алексей на минуту растерялся. Что скажешь? Было. Не то что было, но могло быть или будет завтра…
— Теперь хоть понятно… Виноват. Казни… Только вот что тебе скажу, и ты постарайся меня понять. Не мальчик я. И не монах… А Лариска?.. Она господа бога соблазнит. Вот была бы ты другой…
И тут Нина разревелась.
— Ну перестань, пожалуйста, Нинок. Ну что ты?
Алексей подсел к ней, обнял.
* * *
Анастасия Сидоровна дивилась, глядя на сыновей: до чего ж разные. Максим — невзрачный, бесцветный на вид. Молод еще, а уже почти облысел. Нос длинный, худущий сам, и руки как палки. Весь вечер просидит — слова не скажет. Только губами шевелит — книжки читает. Заглянула как-то Анастасия Сидоровна в книжку — ничего не поняла, цифры какие-то.
Максим работал в трубопрокатном цехе. Три раза в неделю вечерами ходил на курсы.
— Тяжко, поди, на заводе-то? — как-то поинтересовалась мать.
— Воздух чижолый, а так… интересно…
«Прилип уже, — подумала Анастасия Сидоровна. — Его куда ни ткни, везде прилипнет. Нет чтоб осмотреться, выбрать, как Алексей, например».
Алексей успел уже за короткое время поработать в литейном цехе, в мартеновском, в листопрокатном, но пока ему нигде не нравилось.
«До чего ж все-таки разные, будто не я их родила», — снова подумала Анастасия Сидоровна. Алексей — налитой весь энергией, соком жизненным. Так и брызжет из него. Лицо улыбчивое, чуть смугловатое — хорош, ничего не скажешь. И ростом взял, и шириной плеч. Но для нее, матери, оба дороги, плоть от плоти ее. И все-таки где-то в глубине материнского сердца Алексей — самый младший — занимал немножко больше места, чем остальные сыновья. Может, поэтому она так придирчиво встретила Нину. «Снулая она какая-то бабистая». «У ций уж ноги не пидломятся», — вспомнила Анастасия Сидоровна слова Максима, сказанные когда-то про Феклу. Даже то, что Нина — техник, не понравилось ей. «Будэ Лешка у нее занехаенный. Цэ не жинка».
Как-то завела она осторожно разговор с Алексеем, чтоб выведать, но он успокоил ее:
— Та що вы, мам. Я и не тороплюсь. Это ярмо я еще успею надеть на шею.
Но слова словами, а Алексей стал возвращаться все позже и позже. Он уже не дитя. Не накажешь хворостиной, не поставишь в угол на соль. А в последнее время и ночевать стал приходить через раз.