За тридцать минут можно управиться. Володя и Эммануэль не мешкая прошли по лабиринту между ящиками в такое место, где их не было видно снаружи. Быстро расстегнули металлические застежки и подняли крышку с одного края. Подставили под нее ломик, чтобы она не опустилась. Эммануэль поспешил к крану. В случае опасности он должен был предупредить Володю сигналом. Володя свечным ключом вывернул предохранительные пробки из головки цилиндров. Свернул бумажный кулек. Вставил его в отверстие под свечу. Сыпанул в него песка. Потом тщательно все вытер, чтобы на моторе не осталось ни одной песчинки. Ввернул на место предохранительную пробку. Вывернул следующую… Такую операцию проделал с каждым цилиндром. Вынул ломик и опустил крышку. Застегнул металлические застежки и поспешил к крану.
После того как машина ушла в третий рейс, они с Эммануэлем «обработали» таким образом второй мотор, В то воскресенье им удалось «обработать» три мотора. В следующее воскресенье — четыре.
В будние дни слишком много было вокруг людей. Не каждое воскресенье на «Мариене» приходили моторы, но когда они приходили, Эммануэль и Володя делали свое дело. Все шло гладко, пока Эммануэль не прошляпил полицая. В кране что-то не ладилось, француз возился с мотором и не заметил вахмана. А когда заметил, тот был уже совсем близко. Эммануэль посигналил: раз, второй…
Володя, конечно, услышал. Но сигнал, видно, привлек внимание и вахмана. Он сразу направился к моторам. Володя услышал его шаги — звяканье металлических набоек. Путивцев быстро поставил крышку на место, пристегнул застежки… «Но как объяснить, зачем я здесь?.. Вот она, моя смерть!.. — мелькнуло в сознании. — Сейчас из-за поворота появится вахман…» Времени на раздумье не было. Володя расстегнул ширинку и стал… мочиться.
— Ферфлюхтер! Гунд! Шванерайне! — послышались крики за спиной.
Вахман подскочил, и на Володю посыпались удары гуммы. Путивцев закрыл голову руками.
— Иншулдиген зи миер, битте! Их нихт верде меер зо махен! Нимальс! (Извините меня! Я не буду больше так делать! Никогда!)
На крики прибежал Эммануэль. Залопотал по-своему, грозно сверкая глазами. На полицая это, видно, подействовало: против него одного в этом закутке были двое: француз и русский. Пусть они безоружны, но…
— Шванерайне! — еще раз выругался вахман, но гумму спрятал и пошел к выходу из лабиринта.
Следы от ударов гуммы у Путивцева держались около месяца. Руки невольно тянулись к больным местам, особенно на голове: проведет Володя по волосам, а под ними вздутые полосы и боль сначала нестерпимая, потом — глухая.