— Господа, этот человек спас мне жизнь. Не судить его надо, а представить к награде за спасение офицера…
«Неужто за того биляка?» — снова подумал Константинов.
* * *
Ксеня дома как могла утешала мать. Утомленная за день работой, одурманенная валерьянкой, Евгения Федоровна наконец заснула. Михаил еще не пришел с работы. «За что они взяли отца?!» История с белым офицером Ксене была хорошо известна, но ведь прошло столько лет…
Заплакал Вовка. Она взяла его к себе на кровать. Мальчик прижался к матери, затих. Во сне сладко почмокал губами. А Ксеня спать не могла. В памяти перебирала все, что могло иметь отношение к аресту отца.
Был он человек необщественный, ни в каких партиях никогда не состоял. С Советской властью был в ладах. Иногда только, в домашнем кругу, корил партийцев за то, что бога не признают.
Теперь, когда отца забрали, думалось о нем только хорошее. Строгий он был, но сердце имел доброе, и доброта эта больше всего пролилась на самую младшую, Ксеню. Из всех детей Тихон Иванович никого не выделял. Если гостинцы какие — всем поровну, а вот Ксене иногда привозил то апельсин, огромный, как детская головка, который ему дал итальянец в порту за то, что он помог ему отнести ящик на шаланду, то грецких орехов, то сладкой тянучки. Однажды купил он ей новые ботинки. Вот это была радость. На всю детвору в доме была только пара ботинок. Каждой хотелось на улице со сверстницами побегать, и была потому установлена очередь: одна гуляет на улице, а остальные — Катя, Марфа, Нюра, Ксеня — смотрят на ходики — настенные часы с кукушкой. Как только время выходит, стучат в окно:
— Фенька, а ну домой!..
А та будто не слышит.
И тогда все вчетвером к Евгении Федоровне:
— Мам, ну скажите Феньке!..
У Евгении Федоровны по дому всегда было работы столько, что не переделаешь. Она злилась, когда ее отрывали от дела по пустякам.
— Та грец бы вас узял, у меня тисто подходэ… — Но выходила на крыльцо и кричала: — Фенька! А ну геть домой!..
А Фенька была упрямой, с первого раза никогда не послушается:
— Не пиду! Не пиду! Брешут они все, час мой не вышел…
— От я батьки скажу, он тебя чересседелицей…
Отец за упрямство ее бил частенько, но и тогда она нередко упорствовала. Нет как другие: прощения попросят или крик поднимут, хоть уши затыкай. А она стоит и твердит:
— Быйтэ! Быйтэ!..
Тут уже отец совсем свирепел:
— Ах ты ж, сатанюка!..
Феньку с боем загоняли домой, и тогда шла на улицу очередная…
Сняв в аренду у Закревского сад, Тихон Иванович взял Ксеню с собой на лето. Это была жизнь! Ешь хоть целый день разные фрукты: мясистые, сочные груши — «гливу» и «бергамот», сливы — «анну шпет» и «викторию», огромные, темно-синие, медовые, и другого сорта — «ренклод», зеленые; яблоки разные — «белый налив», «антоновку», «симиренко». По краям сада у балки были заросли малины, черной смородины — пасись сколько хочешь.