— И пошел, и пошел заливать… — не выдержал опять Михаил.
— Да ей-богу же! — снова побожился Захар.
— Ну, это почему же он на червя не шел, а на вареник клюнул, а? — не отставал Михаил.
— А это ты у него спроси…
— Ну а сам как ты думаешь? — спросил Пантелей, все еще не зная, верить или не верить Захару.
— Думаю, что для разнообразия. Надоело ему все. А тут что-то новое, цветное, и есть можно… Вот и пошел…
К ночи ветер стих. Мрачно шумящие камыши примолкли, свесив пышные султаны над струящейся водой.
Захар снарядил шесть раколовок. Забросил первую, потянул слегка за веревку — раколовка села на дно. Привязал веревку к пучку камышей, повязал кусок тряпки, чтобы приметить место. Михаил сел на весла, немного отвел лодку, и здесь они поставили вторую раколовку. И так, двигаясь по протоке против течения, поставили все шесть.
Смеркалось. Небо на востоке затянуло хмарью. Но запад еще алел, быстро угасая.
Уже в полной темноте Захар поднял первую раколовку. По тяжести, по натяжению веревки догадался: есть. Все с нетерпением ждали, когда из воды вынырнет сетчатый «домик». Вот показалась его верхушка, вот и весь он вынырнул. На краю раколовки сидел большой рак и поводил длинными усами. Внизу копошилось несколько штук помельче.
— Скорей! Скорей! Уйдет! — закричал Захар. Ему очень хотелось, чтобы выезд был удачным.
Погребли по протоке вверх: в каждой раколовке было по десять — пятнадцать штук. Захар разрезал свежую тарань, застрявшую в раколовке, и надел ее на проволоку.
— На свежую рыбу еще лучше пойдут, — пояснил он.
Стало уже совсем темно. Ночь густела. На востоке вспыхнул багровый всполох, осветил все вокруг: и чернильно-блестящую воду, и матово-темные стены камышей, и низкое темно-пепельное небо.
И вдруг раки перестали идти. Вытащил одну раколовку, вторую, третью. Только в одну попал маленький рачок. Захар выбросил его в воду: пусть растет.
Всю жизнь Захар провел на море, но ни он, ни другие рыбаки не могли объяснить, почему вдруг так бывает: идет рак, идет и потом вдруг как обрежет. То же самое и с рыбой. С вечера такой клев, что дух спирает от радости, а утром, на зорьке — время испытанное, рыбное, — клева никакого нет. Бывает наоборот: с вечера не берет, а на зорьке не успеваешь забрасывать удочку.
Захар стал поднимать последнюю раколовку — веревка натянулась как струна. Потяни еще — лопнет. Зацепилась за что-то. Михаил подвел лодку с другой стороны. Ничего не выходило. Вспыхнул тусклый свет карманного фонарика. Захар берег батарейку, редко пользовался фонарем. Раколовку терять было жаль, но и в воду лезть не хотелось.