— Да, надо кончать, — будто обрадовавшись, согласился Ананьин. — Страсти разгорелись, а в состоянии аффекта мы можем наговорить друг другу лишнее. Итак, есть предложение исключить Романова из членов ВКП(б).
— Мое предложение было первым! — напомнил Путивцев.
— Поставим и твое предложение… Должен, товарищи, сказать, что я вношу это предложение не только от себя лично… Кто за это предложение? Один, два… три, четыре, пять… шесть, — Ананьин сам тоже поднял руку, — семь… Кто против? Один… два, три, четыре.
Повестка дня исчерпана… Заседание парткома закрыто…
В заводском дворе Романова догнали Митрофанов и Путивцев.
Митрофанов взял Романова за рукав:
— Клим! Иди к Шатлыгину, езжай в Москву, в ЦК. Мы с Михаилом тоже напишем в ЦК.
И вдруг Клим заплакал. Железный Клим, у которого, казалось, были стальные нервы, заплакал. Он плакал так, как плачут большие, сильные мужчины, когда неизбывное горе захватывает их целиком. Его мокрое от слез лицо вмиг постарело. Чтобы не издать ни звука, он до боли сжал зубы.
От неожиданности, от волнения, от того, что ни у одного, ни у другого не находилось нужных слов, Митрофанов и Путивцев потихоньку стали отставать, понимая, что никакие слова в эту минуту помочь не могут, что Романов, как и всякий мужчина, стыдится своих слез, не хочет, чтобы их кто-либо видел.
А он, чуть ссутулившись, шел к проходной, далеко выбрасывая вперед свою деревяшку, и ветер развевал полы его расстегнутой шинели.
* * *
Михаил уснул только под утро. Резкий стук в окно не сразу разбудил его.
— Что?!
В окно заглядывал взъерошенный Власенко. Михаил распахнул форточку:
— Что случилось?
— Романов убился! — выпалил Власенко.
— Как — убился?
— Да вот так! Видно, чистил оружие и…
— Не может быть! — вскричал Михаил.
Через несколько минут Путивцев и Власенко быстро шли по Камышановской. Власенко рассказывал:
— Утром слышу стук в дверь. Открыл, смотрю — Осиповна, хозяйка, у которой на квартире Клим стоял. Лица на ней нет. Белое как стена. Губы трясутся… «Ну что? Что?» — спрашиваю. А она как заревет в голос: «Убился! Убился!» — «Кто убился?» А когда понял — бегом… А он уже холодный. Маузер на полу валялся. Постель не разобрана. На столе шомпол и пузырек с оружейным маслом…
Власенко не смог дальше говорить — спазма сжала горло.
— Врачи были? — тоже с трудом сдерживая себя, спросил Михаил.
— Были… Смерть, говорят, наступила мгновенно…
* * *
Этот день Михаилу Путивцеву показался бесконечно долгим. Он был в больнице. Говорил с врачами. Потом пошел в завком. Ананьина не видел и не хотел видеть и только на следующее утро, когда узнал, что тот не разрешил хоронить Романова из клуба, немедленно отправился в партком.