Путивцев почти вбежал по ступенькам на второй этаж. Резко распахнул дверь.
Ананьин поднялся ему навстречу:
— Какое несчастье!..
Михаила переполняло только одно чувство — ненависть.
— Ты убил его! — почти крикнул он.
— Ты даешь отчет своим словам?
— Даю.
Черты лица у Ананьина были мягкими. Мягкий, округлый подбородок, щеки с ямочками, покатый высокий лоб. Но когда он злился, лицо резко менялось. Губы сжимались и становились тонкими, злыми. Подбородок чуть оттопыривался, скулы заострялись. На щеках, как тогда в парткоме, выступили красные пятна.
— Ты ответишь на парткоме за эти слова! — угрожающе произнес Ананьин.
— Отвечу!.. Но и ты ответишь за все!
— Присядь. Не будем горячиться. Почему — я его убил? Ты же знаешь: несчастный случай!
— А почему ты запретил хоронить его из клуба? — все так же стоя посреди кабинета, спросил Путивцев.
— Мы ведь его исключили из партии… Он не был больше секретарем парткома… Его должны были судить… Весь завод об этом знает. Нас бы неверно поняли.
— Как ты можешь сейчас так говорить?
Ананьин встал, зачем-то отодвинул в сторону пепельницу. Нервно заходил по кабинету:
— Не повышай голоса! Не забывайся! А хоронить из клуба — значит признать решение парткома об его исключении неправильным.
— А оно и было неправильным.
— Ну, это твое личное мнение… А большинство проголосовало за исключение…
— Решение тогда принимает силу закона, когда оно утверждается вышестоящими партийными организациями, а ты!.. Да что говорить с тобой!..
Михаил круто повернулся, резко рванул дверь на себя. Из парткома Путивцев пошел к директору. Волевач горестно развел руками:
— Вот, батенька, какое несчастье. Не уберегли мы Клима Федоровича.
— Вы согласны с тем, что Романова будут хоронить не из заводского клуба, а из дому? — спросил Михаил. — Ананьин вам говорил об этом?
— Поставил в известность…
— Что значит — поставил в известность? Вы же директор завода!
— А чего, батенька, вы на меня кричите? Вопросы производства — это моя компетенция…
Путивцев махнул рукой. «Странный все-таки человек. Случилась тогда авария в цехе — был решительным, твердым, а в общественных вопросах — размазня. Одно слово — спец. Надо в окружком идти…»
Шатлыгин, узнав о случившемся, раньше срока вернулся из санатория. Увидев Путивцева в коридоре, сказал:
— Заходи! Натворили вы тут без меня!
Секретарь окружкома выслушал Путивцева молча. Снял телефонную трубку:
— Соедините меня с металлургическим. Партком, пожалуйста… Сергей Аристархович, здравствуйте. Я хотел узнать, когда состоится гражданская панихида? Так… так… Нет, это не годится. Хоронить будем из клуба. Кто скажет слово прощания? Не решили еще?.. Тогда я скажу. До завтра. — Шатлыгин положил трубку. — Объяснять не надо? — спросил он Путивцева.