Шоа (Ланцман) - страница 78


Когда произошла первая депортация евреев в Треблинку?

Полагаю, незадолго до самоубийства Ауэрсвальда.


Ауэрсвальда?

Ой, простите… Чернякова.


То есть 22 июля?

Видимо… в эти дни… Значит, 22 июля 1942-го начались депортации.


Да.

В Треблинку.


А Черняков покончил с собой 23-го.

Ну да, на следующий день. Вероятно, он осознал, что его идее – полагаю, это была его идея – о необходимости честного сотрудничества с немцами на благо евреев – он понял, что этой его идее, этой иллюзии не суждено сбыться.


Понял, что его идея – иллюзия.

Да, и когда его мечта была разрушена, он решил свести счеты с жизнью.


Рауль Хильберг

Когда Черняков делает последнюю запись в своем дневнике?

За несколько часов до самоубийства.


И что он пишет?

«Сейчас 15 часов. К депортации готово уже четыре тысячи человек. К 16 часам их должно быть девять тысяч». Это последние слова человека, который умрет вечером того же дня.


Первая «партия» варшавских евреев отбывает в Треблинку. 22 июля 1942 года, а на следующий день Черняков совершает самоубийство.

Именно так. 22-го к Чернякову является ответственный за «перемещение» эсэсовец Хёфле, которому даны все полномочия на проведение операции. Итак, 22-го в десять утра – и здесь надо мимоходом отметить следующую деталь: Черняков так потрясен, что путает дату, написав «22 июля 1940 года» вместо «22 июля 1942 года», – в кабинет Чернякова входит Хёфле, приказывает отключить телефоны и увезти детей, играющих перед зданием юденрата, и сообщает: «Все евреи без различия пола и возраста будут, за некоторыми исключениями, депортированы на восток». Опять на восток! «С этого момента вы должны будете каждый день к шестнадцати часам доставлять нам шесть тысяч человек. Минимум шесть тысяч каждый день». Чернякову сообщают об этом 22 июля 1942 года. А он все продолжает хлопотать, добиваться исключения из числа депортированных членов Еврейского совета и разных вспомогательных органов. Но особенно его мучает то, что немцы собираются депортировать детей-сирот, и он беспрестанно просит оставить их. К 23-му Чернякову так и не удается получить гарантии, что детей не тронут. Если он не может защитить сирот, значит, он проиграл войну, проиграл битву.


Но почему именно сирот?

Они самые слабые. Это маленькие дети. За ними будущее. И они не могут сами себя защитить. Если сирот не исключат из числа депортируемых, если он не добьется от эсэсовцев положительного ответа, не получит обещания, которому, правда, он знает цену, если ему не дадут гарантию хотя бы на словах – что же тогда думать? Если он больше ничего не может сделать для детей… Говорят, что, уже закрыв дневник, он оставил записку со словами: «Они хотят, чтобы я собственными руками убил детей».