Оригами всего одно. Всего одно – единорог из тонкой шершавой бумаги. Да, идеальный, красивый, сложнейший единорог, но он один. Значит, даже проверенный способ успокоиться, давно заменивший Саске поход к психологу, не работает.
Учиха вздрагивает, поднимает глаза. Серьезные, сухие. А меня в один момент придавливает многотонной тяжестью этого взгляда. Так сильно, что хочется упасть у бледных лодыжек и обессиленно свернуться калачиком.
– Я напугал тебя?
– Нет. Я напугал себя сам.
Какое-то время мы молчим, внимательно рассматривая друг друга. Не хватает слов, чтобы объяснить свои чувства – приходится начинать с самого начала.
– Пожалуйста, давай поговорим. Нам это необходимо. Я больше не могу, Саске.
– Я тоже больше не могу, – с его слов это звучит в разы ужаснее. И я вижу – вот они, опущенные руки, поникшие плечи, невидимые кандалы. – Я устал…
– Что тебя гложет? Просто расскажи. Я могу помочь.
– Мне уже никто не поможет, потому что ничего не исправить. Я совершил столько ошибок, что проще умереть, чем разгребать всю эту чертовщину. Когда ты дрался с Хиданом на арене, я пил в компании Суйгецу и Карин. Когда Итачи танцевал для каких-то ублюдков я сидел здесь и перебирал карты. Чертовы карты… Наруто, почему ты снова простил меня?
– Не знаю. Хотя, нет, знаю – ты не желал никому зла. Ни тогда, ни сейчас.
– Я бил тебя в грудь, ты помнишь? – Саске резко скидывает мои руки и поднимается. – Бил, потому что был уверен – так ты сдашься быстрее! Так ты… наконец…
Он замолкает, зло кусая губу. Пользуясь паузой, я тоже поднимаюсь на ноги.
– Ты винишь себя? Винишь себя во всем, что произошло?
– Если бы я еще и это игнорировал, то был бы последним ублюдком, не находишь? – Саске отвечает едко, откидывает единорога куда-то в угол, и вся спесь сразу слетает с лица. Когда он снова начинает говорить, мое тело покрывается колючими мурашками.
Слишком много боли.
– Я бил тебя в грудь. А там была Роза. Эти ужасные лезвия, там, внутри тебя!
Двигаюсь резко – почти как в драке, но еще решительнее. Обхватываю запястье с такой силой, что Учиха шипит сквозь зубы. И прикладываю ладонь к своему свежему шраму, поверх бинтов и футболки.
– Теперь ее там нет. А знаешь почему? Потому что ты меня спас. И Итачи тоже. Не так давно, ты помнишь?
– Я делал то, что считал правильным, но если бы я раньше поступил иначе, не пришлось бы никого спасать!
Сквозь едва удерживаемую маску спокойствия проскальзывают настоящие чувства. Постепенно она трескается, рассыпается, сыпется пылью, а под ней – мой Саске. Оголенный нерв, натянутый до предела. Еще чуть-чуть и разорвется.