- Саске, ты параноик. Все люди болеют, такое случается…
- Ты знал, что при дилатационной кардиомиопатии есть вероятность внезапной сердечной смерти?
- Слушай…
- Ты можешь упасть и всё. Мертвый. Теперь скажи-ка мне еще раз, что у тебя «ничего серьезного».
Невозможно описать, сколько сил он тратит на то, чтобы поддержать этот ироничный, едкий тон. Я чувствую это даже через дыхание – едва улавливая в тишине короткие глотки воздуха.
- Это может случиться только в самом запущенном случае. Я под наблюдением хорошего врача, так что не переживай, ладно?
- Что насчет операционного вмешательства?
- Ну… можно провести несколько процедур. Врач говорил про какой-то сетчатый каркас… и еще про механические желудочки. Будет забавно, если мне придется ставить насос. Стану киборгом. Сойдет за новый псевдоним?
- Я рад, что тебе весело.
- Ну, перестань. Ты сам говорил, что всё будет хорошо. Мне хочется в это верить.
- Господи… и откуда ты свалился на мою голову? И в морду не дашь за твои издевательства над моими нервами…
- Эй-эй, моя морда достаточно далеко от сердца, чтобы не возникло проблем со взаимодействием первого и второго. Хотя можешь меня отшлепать, например, я не против такого наказания.
- Ты бы не был так самоуверен, а. Я же запомню.
- Запомни, будь добр.
- Наруто… - на фоне слышен какой-то шум, потом Учиха раздраженно вздыхает. – Мне обед принесли. Обсудим это позже. Я буду ждать.
- Меня или оригами?
- Вас обоих.
Вздохнув, киваю.
- До встречи, Саске.
- До встречи.
Мы одновременно сбрасываем звонок. Несколько минут после разговора я лежу, распластавшись на полу во весь рост, и рассеяно смотрю в потолок.
Странно. Сейчас нам обоим не о чем волноваться – Учиха в порядке, я вроде бы тоже, но сердце колотится странно, гулко и непривычно обреченно. Словно у приговоренного. И ноет уже несколько иначе. Или я просто привык?
Сунув руку в карман, вытаскиваю из штанов маленькую пулю. Холодный металл быстро теплеет от жара моих пальцев. Неприятно думать, что окажись она в другом месте в другое время, я бы погиб, и сейчас меня бы не существовало. Да и Саске тоже. Мы же с ним сережки-подружки, если дело касается страданий.
Получается, Хидан спас меня. Спас нас обоих. А я отплатил ему…
Нет, нельзя об этом думать. Он преступник. Я не должен его жалеть. Ведь он никогда меня не жалел, правда? Никогда не давал спуску, регулярно причинял боль и, фактически, пытался уничтожить.
Какое-то время после возвращения, я не давал себе даже возможности окунуться в воспоминания и задуматься – что я вообще сделал? И зачем?