Но сейчас дело в другом – на сердце слишком тяжело, в каждом движении усталость. Саске медлителен и рассеян.
Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, подхожу ближе. Он не поднимает взгляда, даже голову не поворачивает. И на лице знакомая, излюбленная маска: «Узумаки, мне на тебя наплевать с Эйфелевой башни».
– Прости меня.
Длинные пальцы вздрагивают, но продолжают загибать бумагу. Тогда я сажусь напротив и, снова переборов в себе какой-то внутренний блок, беру один лист из стопки.
– Я не должен был срываться на тебя. Ты ведь ни в чем не виноват. И всегда пытаешься помочь. Прости.
Воздух спирает в легких, когда Саске вдруг бросает свою поделку и переставляет мои пальцы так, как ему угодно. Когда мы одновременно давим на лист, сгиб получается ровным, правильным, без вмятин.
– Я не пытался тебе помочь. Только поддержать. Помощь предполагает ответственность за решения и поступки другого человека. Этот груз – только твой.
Он все еще не смотрит мне в глаза. Черт возьми.
– Пусть так, но я все равно поддался эмоциям и взбесился. Я знал, что однажды случится что-то подобное…
Пока я пытаюсь исповедоваться, Саске ненавязчиво подправляет мои пальцы, где-то даже придерживает за костяшки, чтобы получился настоящий журавлик, а не какой-нибудь кривошейный уродец с крыльями вовнутрь. А я не устаю поражаться тому, насколько интимным он может сделать любое действие и сколько смысла способен вложить в процесс создания чего-либо. Хоть тех же бумажных фигурок.
– Пожалуйста, прости.
– Я знаю, что всегда действую тебе на нервы, – наконец, он поднимает взгляд. – Но ты сам сделал этот выбор. Я не заставлял тебя отвечать на мои поцелуи. Я не заставлял тебя смотреть в мою сторону и не просил о магических поединках. Ты делал это сам. Как сейчас – делаешь этого журавлика. Это твое решение и твоя ответственность.
– Что ты пытаешься сказать?
– Тебе не надо просить у меня прощения. Проси его у себя.
– Но как тогда…
– Не «прости меня», а «я сожалею». Тебе не кажется, что «прости» – это перекладывание ответственности на чужие плечи, а? Это всего лишь просьба, а не признание своей вины. Если ты сожалеешь, я прощаю. Но у меня тоже есть, что сказать.
Невольно поджимаю губы. Саске придерживает мои руки, не давая шелохнуться.
– Я уже говорил, что если ты пойдешь по протоптанной для тебя тропинке – я сделаю все, чтобы это остановить. Теперь послушай еще кое-что. Если ты позволишь кому-то пошатнуть наш мир, я отделаю тебя так, что не останется ни одного живого места. Если ты еще раз заденешь этот гребанный кусок хрупкого говна, который держится на соплях и зовется отношениями, я тебя в асфальт закатаю. Понял?