Интересно, а как было у моих родителей? Были ли они вместе или папа, как Кабуто, ждал новостей в общем зале?
Наверное, он тоже безумно волновался и переживал за нас. Черт, я бы сейчас всё отдал за возможность задать один-единственный вопрос.
Когда двери распахиваются, мы одновременно вздрагиваем – Кабуто вскидывает голову, Саске привстает. А медсестра улыбается, наблюдая эту картину маслом… настолько мы разные, до рези в глазах.
– У вас девочка. Три пятьсот. Мамаша в порядке, роды прошли хорошо.
Девушка отчаливает к другой вымотавшейся компании, а мы, наконец, растекаемся по стульям, расслабленные и сонные.
– Имя придумали? – подтолкнув Кабуто плечом, с замиранием сердца наблюдаю, как он стирает скупые слезы из-под очков.
– Назовем в честь тебя. Идиотская идея, но так хочет Конан.
– Не надо называть девчонку «Наруто», проблем потом не оберетесь, – улыбка Саске сейчас похожа на ту, редкую, самую ценную. И даже возражать ему не хочется. Пусть глумится на здоровье.
– Не «Наруто», а «Наруко», – всё. Кабуто сносит крышу, и он начинает невпопад то смеяться, то реветь, то трясти меня за плечо в порыве эмоций. – Она родилась! Родилась! Моя девочка!
– Папаша, тебе бы поспать хоть пару часов. Ты выглядишь как зомби-истеричка. Если с такой рожей появишься перед дочкой – обратно полезет.
– К черту! Я так… я думал… что буду чувствовать… а оказывается оно вот так…
Мы с Саске сдержанно посмеиваемся, слушая причитания врача. Странное чувство, вроде бы ужасно устали, тело неподъемное и каменное, но в душе легкость, почти эйфория. Хочется нежничать и делать глупости – и я соединяю два желания в одно, обнимаю их обоих, этих придурков, совершенно не умеющих выражать эмоции по-человечески.
Кабуто едва не вырубается, и советом из двух человек принято решение буксировать его в наш особняк. Пусть хоть отоспится немного, пока не разрешат увидеться с семьей. Тем более, Конан сейчас тоже надо отдохнуть, дело-то непростое.
Сто лет не помню ничего подобного – Саске задумчивый и добрый, как плюшевый медведь, хоть тискай, хоть целоваться лезь, ноль раздражения, минимум удивления. Якуши что-то пробормотал и отключился на заднем сидении, так что шокировать его нашими телячьими грубостями не улыбалось.
Мы едем домой, не думая ни о чем. Синтагма, Элифес, концерт и прочие проблемы пусть катятся к черту, когда тут такое!
Разве что на мягкой улыбке Учихи осела грусть. Удивительно ли, что в такой момент ему хочется увидеться с единственным по-настоящему родным человеком?
– Сворачивай, придурок. Тебя высадим у площади, на такси домой доберешься, а я, так и быть, сам Кабуто довезу.