Гвен и Оливер во все глаза смотрели на сына, не зная, что ответить.
– Одна только наша эскадрилья потеряла четверых. Все замечательные ребята. Двоих точно убили, один сгорел до костей, еще один сбит и захвачен в плен. Все это меньше чем за месяц… – Он отвернулся.
В комнату влетела Диана.
– Звонил Джеймс! Он тоже получил увольнительную и хочет приехать к нам. Я сказала, что никаких возражений нет. Я права?
Гвен подошла к сыну и обняла его.
– Конечно, ты права, – сказала она дочери через его плечо. – Это самое меньшее, что мы можем сделать.
Брат и сестра лежали на траве позади Дауэр-Хауса и смотрели на первые яркие звезды в синеве летнего неба.
– Вон там Венера, да, Джонни? Помнишь: «Звездочка, мигай, мерцай…»
– Да. Помнишь Болванщика?»
– «Ты над миром пролетаешь, как поднос под небесами!»[3] – подхватила Диана.
Они рассмеялись.
– С ума сойти, – сказала Диана и повернулась к брату. – Джонни?
– Да?
– Ты убил кого-нибудь?
– Да.
– Одного?
– Нет. – Он сел рядом с ней и похлопал по карманам. – Есть сигареты? Не могу найти свои.
– Да. Вот. – Она прикурила две сигареты. – Бери.
Джон снова лег на траву.
– Думаю, я убил троих… Черт, глупо. Не думаю, а знаю точно.
По небу пронесся метеор, Диана схватила брата за руку.
– Загадывай желание, быстрее!
Он на мгновение замер.
– Готово… А вообще-то…
Диана ждала. Когда брат затих, она села и посмотрела на него в сгущающихся сумерках.
– В удивительное время мы живем, правда, Джон? У меня в голове не укладывается, что мой старший брат кого-то убил. Расскажи мне об этом, если можешь.
После долгой паузы он обнял ее за талию, положил голову к ней на колени и приглушенно заговорил.
– Все происходит чисто механически. На автомате.
Она дала ему собраться с мыслями. Наконец Джон отстранился от нее и докурил сигарету.
– Ну так вот… Поздно вечером шесть или семь пикирующих бомбардировщиков полетели в сторону наших на побережье. По-моему, в прошлый вторник или в среду. «Штуки». Жуткие чудовища. На борту двое, один ведет, второй лупит по людям на берегу. В тех, кто внизу, на земле, эти «Штуки» вселяют дикий ужас: сирены на крыльях издают душераздирающий вой, когда машина уходит в крутое пике перед бомбометанием. Но в остальном они неповоротливы и уязвимы, и во время первого вылета одну из них я прихлопнул. Все просто. Мои пули пробили кабину и… в общем, было много крови. Очень много, сестренка. Кровь залила изнутри весь фонарь. Это ужасно. Самолет не загорелся; просто опрокинулся и упал прямиком в море. На все ушло секунд десять. Двумя днями позже я и сам едва не попался. Мы были милях в шести от Кале, внезапно вокруг моих крыльев и двигателя заискрило: стреляли из пушки. Страшно. В следующий миг над моим «Спитфайром» пронесся немецкий истребитель, и вот он уже у меня перед глазами. Хороший стрелок, но летчик никудышный. Рефлекс – нажимаю пусковую кнопку, противник распускается фейерверком. Ба-бах! Чистое везение. Не знаю, почему его снаряды не сработали. Просто прошли сквозь обшивку или отскочили, так и не взорвавшись. Наверное, брак. В Апминстере мне наскоро залатали дыры, и к вечеру я уже снова был в небе.