– Имя!
Каминский поднял на него взгляд и плюнул:
– У тебя удар как у девчонки.
Томас снова замахнулся, метя ему в затылок. Все бесполезно, что бы он ни делал! Каминский никогда ничего не скажет. Он молчит, а другой надежды что-то узнать нет. Томасу страстно захотелось положить этому конец прямо сейчас, чтобы уж больше не мучиться. Каминский не убивал Еву, но пусть он поплатится за все остальные преступления. За долю секунды до того, как дубинка опустилась на голову Каминского, Томас почувствовал, как кто-то схватил его за плечо.
– Твои десять минут истекли, – сказал рыжебородый надзиратель, отбирая у Томаса длинную дубинку.
Томас посмотрел на лежавшего на полу Каминского:
– Ты, Каминский, тут сгниешь.
– Я гораздо свободнее, чем ты. Тебе никогда не видать моей свободы, – засмеялся ему в лицо Каминский, сплевывая кровью. Подошедший полицейский помог ему подняться. – Ты, наверное, худший полицейский из всех, какие когда-либо водились на свете, – крикнул Каминский вслед Томасу. – Надо же быть таким слепым, чтобы самому не разобраться в этом деле!
Рыжебородый надзиратель подтолкнул Томаса к выходу.
– Ни черта ты не знаешь, – бросил Томас через плечо. – Ни черта!
– Ворон! – окликнул его Каминский.
Томас от неожиданности обернулся с порога. Оказывается, Каминскому известно его имя! Не важно, узнал он его от кого-то или из газет, но с памятью у него определенно все в полном порядке.
– Я знаю, что это был не вор. Точно знаю.
Томас взглянул на него. Что-то ему подсказало, что Каминский пытается его разыграть.
– Ничего ты не знаешь, Каминский. Пока. Желаю тебе всего наихудшего!
Внезапная перемена погоды нагнала дождевые тучи, они обложили небо над Кристиансхавном и над всем Копенгагеном. Поднявшийся ветер развеял без следа летнее настроение, царившее до сих пор на набережной, и сейчас там было сыро и безлюдно. По каналу мимо «Морской выдры» проплывал катер с очередной партией туристов в разноцветных плащах. Зябко поеживаясь, они щелкали фотоаппаратами или снимали на мобильные телефоны исторические здания.
Томас сидел за стойкой в «Морской выдре», а Мёффе дремал у него под стулом. Дело было во вторник вечером, и в зале, кроме нескольких завсегдатаев, поодиночке сидевших за привычными столиками перед окнами, выходившими на канал, почти никого не было.
– Еще? – спросил Йонсон, державший в руке кофейную колбу.
– Только полчашечки, – сказал Томас.
Йонсон налил ему и себе и вернул колбу на место в кофейную машину. Томас только что рассказал ему про встречу с Фердинандом Месмером и о своем походе в полицейское управление. Йонсон, обычно охотно делившийся своими соображениями, не делал попутных замечаний и только слушал с раскрытым ртом.