— Глянь, дьяк. Намедни была жива-здорова.
Тихо, уныло было в старых годуновских хоромах. Челядинцы, почитай, все разбежались, лишь старая мамка Никитична да три сенные девушки остались при царевне.
Ксения, увидев перед собой дьяка Васильева, ахнула:
— Господи, Афанасий Иванович! А я-то каждый час жду, что за мной злые бояре придут. Господи!
Жгучие слезы побежали по бледным щеками Ксении.
— Не плачь, государыня царевна. Злые люди к тебе не придут, а вот добрые за дверью стоят… Войди, князь!
Василий вошел и едва узнал Ксению. Бледная, осунувшаяся, с потухшими глазами, в черном траурном облачении.
Острая жалость охватила Василия. Поклонился низким поклоном, молвил:
— Князь Василий Пожарский, государыня царевна.
— Василий?!.. Господи! Как я рада тебя видеть.
Будто луч света пробежал по лицу Ксении. А Власьев, не теряя времени (в любую минуту в хоромы могли прийти люди правителей-бояр) приступил к делу.
— Здесь тебе больше оставаться нельзя, царевна. Надо покинуть сей злополучный дом, и укрыться в безопасном месте.
— Я согласна, Афанасий Иванович. Здесь я живу в постоянном страхе… Но как мы выйдем? За окном — стрельцы.
— В хоромах есть черный ход. Стрельцы о нем не ведают. Ты выйдешь из дома и сядешь в карету Жака Маржарета. Этот человек, которого ты прекрасно ведаешь, вывезет тебя за пределы Москвы. Затем карету настигнет князь Василий Пожарский, и вы поедете вместе.
— Василий?.. Это чудесно… Но я страшно боюсь. Злые бояре нас всюду найдут. Не лучше ли здесь ждать своей участи? Я боюсь, Афанасий Иванович.
Власьев ступил к царевне и, ломая всякий этикет, обнял ее за плечи.
— Послушай старика, дитя мое. Я много лет верой и правдой служил твоему батюшке и хорошо знаю о кознях бояр. Они не оставят тебя в покое. Тебе лучше уехать. Возьми с собой самую преданную служанку — и с Богом.
— Хорошо, хорошо, Афанасий Иванович. Я возьму с собой образок Богородицы да Оринушку. Она очень добрая. Пойду за образком в Крестовую, там помолюсь чуток.
Пока Ксения находилась в моленной, Афанасий Иванович потолковал с мамкой Никитичной…
— Ну, как царевна? — спросили дьяка стрельцы, когда тот сошел с Пожарским с красного крыльца.
— В добром здравии. Правда, никого видеть не желает.
— А нам-то что. Нам в хоромы входить не велено. Наше дело у крыльца бдить. Служба!
Миновав Сретенские ворота Земляного города и Троицкую слободу, Маржарет остановил карету. Далее путь лежал на Переяславль, Ростов Великий и Ярославль. Теперь надо было дождаться князя Пожарского.
Ксения и ее верная служанка Оринушка в напряженном молчании сидели в карете. Царевна жутко волновалась, всю дорогу ожидая погони. Окна кареты были наглухо закрыты бархатными занавесями, и Ксения боялась их раздвинуть. Ей казалось, что стоит выглянуть из колымаги, как она увидит косматую черную бороду и злые глаза Петра Басманова, коих она напугалась, когда взирала на очередного жениха через смотрильное окно, устроенное в Грановитой палате. А если не Басманова, то Молчанова или татарина Ахмата Шарафединова, жестких убийц матери и брата. Она видела, как они ворвались со стрельцами во дворец, как схватили матушку, а затем грубо вторглись в ее покои и с неописуемым шумом и гамом отвели в бывшие боярские хоромы батюшки.