* * *
Демша, увидев поднимавшихся на угор всадников, заторопился в избу.
— Кажись, беда, князь. Какой-то люд на конях.
Василий прикрыл дверь горенки, в коей находилась царевна, поспешно облачился, пристегнул саблю к опояске и вышел из избы.
Петруха, как того требовал обычай, сошел с коня, поклонился в пояс.
— Здрав буде, князь Василь Михайлыч.
— И тебе доброго здоровья. Какая нужда привела?
— Приказано тебе, князь, на Москву явиться и царевну с собой привезти.
— Какая царевна? — вспыхнул Василий. — Белены объелся?!
— Охолонь, князь. А карета в перелеске? Дозволь-ка в избу глянуть.
— Ступайте прочь! Серебрянка — владение Пожарских, и никому чужому не дозволено сюда вторгаться.
Петруха кивнул послужильцам.
— Заходь в избу, робяты!
— Не пущу!
Василий сверкнул саблей и зарубил одного из холопов. Остальные отпрянули. Петруха, поняв, что князь от дверей без боя не отступит, разрядил в него пистоль. Пуля угодила в правое плечо. Сабля выпала из повисшей плетью руки.
Демша ринулся, было, во двор за оглоблей, но когда выскочил, то увидел, что в его сторону направлен десяток пистолей.
— Кинь, кинь, Демша, — хриплым, осевшим голосом приказал Василий.
Из избы раздался испуганный возглас царевны.
Князь Масальский был не в меру доволен: отныне царевна Ксения в его хоромах, больше никуда не выпорхнет. «Царь» Дмитрий будет зело порадован сей юной красавицей. Правда, о Ксении помышлял и боярин Басманов, но видел татарин во сне кисель, да не было ложки. Нечего было о царевне Расстриге заикаться.
Василий Масальский отменно ведал, кто под личиной царя идет на Москву. Ведал и посмеивался: пусть маленько поцарствует, а затем ему бояре — коленкой под зад, своего государя на трон возведут, кой во всем будет послушен столичной знати. Пока же Гришку Отрепьева надо всячески ублажать, глядишь, богатой вотчиной пожалует, серебра из казны отвалит. Не в накладе останутся и другие бояре.
В покои вошел дворецкий, доложил:
— Васька Пожарский, кажись, вот-вот окочурится.
— Что с ним?
— Лихоманка скрутила. Горит весь. Никак помрет без лекаря.
— Туда ему и дорога, ступай!
Масальский недолюбливал семью Пожарских. Их одряхлевший род так бы окончательно и затух, если бы не Борис Годунов. Допрежь царь Марью в верховые боярыни назначил, а затем и ее сыновей в стольники возвел. Уж куды ожили Пожарские! Выскочки, книжники! Марья-то в деда пошла, Федьку Берсеня-Беклемишева, великого грамотея. Уж такой был всезнай, царя принялся уму-разуму учить. Вот и лишился головы. И княгиня Марья своей ученостью кичится. Не зря же ее Борис Годунов приставил к своей дочери, дабы всякие науки заморские постигла. И сыновья туда же. Василий Пожарский, чу, западные языки ведает. Да на кой они прок нужны? Веками жили без всяких там немецких и греческих книг и умишком не оскудели. Одна поруха от западных книг, не надобны они святой Руси… Васька Пожарский. Умник выискался. Взял да и увез царевну на свой починок. То же мне Егорий Заступник. Никак матери своей наслушался, коя много лет царскую дочь пестовала. И чего добился? Ныне подыхает в подклете. Государев преступник… Да, пожалуй, и не преступник. Никакого зла он супротив нового царя не замышлял. Поглянулась ему царевна, вот и задурил по младости лет. Ныне, чу, помирает. И поделом! Холопа зарубил, своеволец. О чем башкой своей думал, когда царевну увозил? Сам на пулю напросился… Надо бы царю о Ваське поведать. Может еще больше расщедрится. Но будет ли он доволен смертью Васьки? Пожалуй, нет. Царь из кожи вон лезет, дабы привлечь на свою сторону бояр. Не дай Бог, еще недовольство выкажет. Зря, мол, ты, Василий Масальский, князя Пожарского погубил. Мне с Ксенией не под венец идти, а лишь потешиться. Хочу в тишине и благоденствии царствовать… Пожалуй, надо за лекарем послать…