Лицо подруги было печальным, и она потирала запястья. Дракон направился к своей лошади. Я обернулась к нему, размышляя, что он мог такого ей сказать:
— С тобой все в порядке? — поинтересовалась я у Каси.
— Он сказал мне, чтобы я не боялась того, что до сих пор осквернена, — ответила она, чуть шевельнув губами в призрачной улыбке. — Он говорит, что раз я этого опасаюсь, значит скорее всего со мной все в порядке. — Потом она неожиданно произнесла: — Он сказал, что ему жаль, что я его боялась… точнее, боялась избрания. Сказал, что больше не станет никого брать.
А ведь я просто накричала на него, но никак не ожидала, что он прислушается. Я уставилась на нее, но мне не оставили времени на потрясение. Янос уже был на коне, и оглядывая своих людей вдруг резко спросил:
— А где Михай?
Мы пересчитали людей и лошадей, громко звали во всех направлениях. Но никто не отозвался, как не осталось ни следов, ни сломанных веток, ни даже потревоженной листвы, чтобы узнать, в какую сторону он направился. Лишь пару минут назад его видели с конем в очереди на водопой. Если его умыкнули, то сделали это бесшумно.
— Довольно, — наконец сказал Дракон. — Он погиб.
Янос возмущенно обратился к принцу, но помолчав мгновение Марек изрек:
— Отправляемся. Ехать по двое и не упускать соседа из виду.
Янос помрачнел и с недовольным видом потуже затянул на лице шарф, но кивнул паре солдат в голове отряда, и спустя мгновение они направились дальше по тропе. Мы снова въехали в Чащу.
Под кронами деревьев было тяжело сказать, какой сейчас час, и сколько мы уже едем. Чаща хранила безмолвие, какого не услышишь ни в каком лесу: ни жужжания насекомых, ни хруста нечаянной веточки под заячьей лапой. Даже наши лошади издавали очень мало шума: их копыта ступали по мягкому мху, траве и поросли, а не по сырой земле. Тропа постепенно исчезала. Нашим товарищам в голове все время приходилось вырубать ветви, чтобы позволить отряду проехать дальше.
Из-за деревьев мы услышали тихий звук падающей воды. Внезапно тропа вновь резко расширилась. Мы остановились. Я поднялась в стременах и над плечом находившегося впереди солдата увидела просвет среди деревьев. Мы вновь оказались на берегу Веретянницы.
Мы вышли из леса на пологий берег всего в каком-нибудь футе от воды. Деревья обступили воду, их ветви склонялись почти до самой воды. Ивы свесили свои длинные побеги, теряясь в прибрежных камышах, толпящихся у кромки воды, и между бледными клубками обнажившихся во влажной почве корней деревьев. Веретянница была достаточно широкой, чтобы солнечный свет проник сквозь плотный навес ветвей. Он блестел на поверхности воды, не в силах проникнуть глубже, и судя по нему можно было сказать, что большая часть дня уже миновала. Несколько длинных мгновений мы сидели в полной тишине. В том, что мы очутились на берегу реки, пробиваясь сквозь чащу, было нечто неправильное. Мы все время ехали на восток и должны были двигаться вдоль нее.