Как только я собралась отойти от двери, игра прервалась.
— Ты могла бы войти.
Я застыла, по спине побежали мурашки. Он повернулся и улыбнулся мне. Я нерешительно сделала шаг.
— Извини. Я не могла уснуть.
— Я знал, что это ты.
— Что ты делаешь?
— Играю. Тоже не мог уснуть.
Я сделала ещё шаг.
— Слишком жарко в комнате?
Он покачал головой.
— На самом деле нет. Просто... — он на секунду умолк, решая можно ли мне доверять. — Я просто вижу чёртовы кошмары после несчастного случая.
— Мне жаль.
Он засмеялся.
— Ты войдёшь или так и будешь стоять, будто воришка?
Секунду я колебалась. Находиться наедине с Линкольном посреди ночи, особенно когда на нём не было рубашки, да и я была не совсем одета, было, скорее всего, довольно небезопасно. И без того я с трудом сдерживалась, чтобы не пялиться на его мускулистую грудь и совершенные губы. Но что-то в его взгляде вынудило меня согласиться, и я сделала ещё несколько шагов, закрыв за собой дверь, а затем села рядом с ним на скамью.
— Что сегодня ты играешь? — спросила я.
— Есть какие-нибудь пожелания?
— Пианист.
Он засмеялся.
— Ни за что. Слишком банально.
— Ты просто не умеешь, ведь так?
— Ага, и это тоже.
Я тоже засмеялась.
— Что же. Тогда удиви меня.
— Как насчёт вот этого, может, ты слышала раньше.
Он заиграл что-то жизнерадостное, и я не поняла сразу, что это, пока Бэйсд не дошёл до припева. Я понятия не имела, как называлась композиция, но это было что-то классическое, какой-то старомодный мотив, который я слышала миллионы раз. Я не могла сдержаться и засмеялась над тем, как он играл её. Было что-то несовместимое между засранцем, мускулистым парнем, покрытым татушками и занимающимся бэйсджампингом, и старомодной рояльной музыкой, которую Картер исполнял. Наконец, спустя минуту, композиция закончилась.
Мы вместе засмеялись.
— Мне очень нравится эта мелодия. Всегда угождает зрителям.
— Как она называется? Я слышала её миллионы раз.
— «Артист эстрады» Джоплина. Я забыл его имя.
— Что ещё ты можешь сыграть?
Он снова начал играть. Сразу я узнала мелодию: «К Элизе» Бетховена.
— Мне нравится, — сказала я.
— Да, замечательная, — ответил Линкольн, продолжая играть. — Очень простая, но, в то же время, производит впечатление. Я где-то читал, что Бетховен в своё время, скорее всего, написал её, чтобы снимать тёлок. Может, называл своё произведение «К Линде» или «К Тэмми», или как там называли девушек в те времена. Он мог играть одной рукой, пока в другой была выпивка.
— Это не может быть правдой, — смеясь, сказала я.
— Не знаю, — Бэйсд придвинулся ближе ко мне, не прерывая игры, и дерзко улыбнулся. — Я назову её