Меньше, возможно меньше. Легче, возможно легче. Таково было основное требование ко всем деталям этого механизма, с помощью которого они надеялись ощупывать гребешки. Может, тогда и удастся смягчить влияние инерции, которым так пугал их автор ученого труда. Конечно, решающей точкой здесь была точка опоры. Призма на . острие ножа, - на чем все качается. По размерам не больше кончика зачиненного карандаша.
Сначала прикладывал к этому руку один из лучших шлифовщиков завода Дмитрий Васильевич Козлов, чей
станок стоит возле перегородки в экспериментальном цехе. Тщательно, со строжайшей постепенностью обтачивал он под кругом тонюсенькую стальную пластинку, заостряя ее край наподобие ножа. И, когда шлифовальный круг перестал уж больше «брать», подступая к микронным размерам, Дмитрий Васильевич передал карликовую заготовку на лоскутке бумаги туда, за перегородку, слесарю Гордееву.
Перед Виктором Павловичем на гладкой доводочной плите лежит эта металлическая крошка, которую нужно окончательно превратить в безупречной точности опорный нож. Ребро заострить до степени самого тонкого лезвия бритвы. Края свести под углом и отделать их чисто, как зеркало. А как это сделать, если сама металлическая крошка так мала, что ее даже не схватишь рукой, она пропадает в пальцах?
Сначала придумать, как ее схватить и удерживать в руках во время работы. Виктор Павлович придумал такое приспособление: нечто вроде плоской рукоятки, из щелочки которой чуть высовывается самый кончик острия. Ну будто молекула, посаженная на фундамент. Тогда только и стало возможным что-то над ней проделывать.
Он сидел часами, близко пригнувшись к верстаку, и, словно отрешенный от всего окружающего, тихонько и осторожно оттачивал, отглаживал, проводя приспособлением по совершенно как будто гладкой плите бесконечно строго рассчитанными плавными движениями. Иногда он прикрывал даже глаза, желая еще больше вложить все свои чувства в это нежнейшее касание металла к металлу, в едва уловимое, летучее ощущение пальцев.
То и дело Гордеев брался за лупу, ставил приспособление под микроскоп. Только при сильном увеличении можно было уследить за теми переменами, какие происходили там, на острие ножа, под игрой искусных рук.
И снова те же сосредоточенно-тихие, осторожные манипуляции за доводочной плитой. И снова проверка под микроскопом.
Клейменов часто заглядывал за перегородку, ревниво следил, как подвигается дело у Виктора Павловича.
Когда они решили, что опорный нож наконец готов, Виктор Павлович не рискнул взять его даже пинцетом. Скатив осторожно с плиты блестящую острую крупинку на папиросную бумагу, он уложил ее в маленькую коробочку и прикрыл крышкой. Лежи пока.