Увидев женщин, я сразу же отвернулся, они торопливо привели себя в порядок и ушли. Я справил нужду, выйдя из туалета, снегом протер руки, вернулся в таверну. Очередь уже подошла, я заказал двойные манты, двести пятьдесят грамм коньяку, резаный лимон.
Выпив сто грамм, я спросил, мысленно представив елочного ангела: «Ангел мой, к чему все это?»
«А что, собственно, произошло?» — ответил мне внутренний голос.
А прямо над собой я услышал:
— Свободно?
Подняв глаза, я увидел парня моего возраста.
— Свободно, садись, — ответил я.
Он сел. Скоро принесли наши заказы, у нас оказались одинаковые графинчики коньяка. Наверное, я выглядел чересчур мрачно, зато у парня физиономия была жизнерадостной.
— О чем задумался, братан?
— Да вот. — И я выложил все, что со мной произошло несколько минут назад.
Сотрапезнику моему это показалось жутко смешным, он искренне и от души смеялся, так что и мне вдруг показалось все это не таким уж драматичным.
— Это еще что, — отсмеявшись, сказал он, — у меня вот другая история. — Из своего графинчика он разлил по рюмкам коньяк, мы чокнулись, выпили, и он рассказал, что где-то с декабря с ним стало происходить что-то странное. Он стал замечать, что некоторые несущественные вопросы, которые можно было решить по телефону, проходили мимо него, словно кто-то договаривался, распоряжался, что-то решал без его ведома. Но проблема была в том, что, кроме него, этими делами никто не занимался, и другие люди, которые волей-неволей их касались, были уверены, что это именно он с ними разговаривал, давал указания. Случилось даже несколько незначительных инцидентов по разруливанию мелких стрелок, но в целом этот второй делал все правильно. Но самое поразительное, что он смог продать тяж за двести пятьдесят кусков. Это просто невозможно, но и не может быть случайностью, ведь у покупателей, как потом оказалось, просто не было выбора…
Мне стало зябко. Я посмотрел на моего сотрапезника, как на пришельца: неужели он и есть тот самый Дима, которому звонят на мой сотовый? Было в его внешности что-то странное. Он был похож на Нестора Махно, каким его показывают в старых хрониках, но выглядел более упитанным, стрижен почти под ноль. Его глаза, казалось, могут мгновенно сменить панибратское добродушие на жестокость. И вместе с тем в нем чувствовалась определенная харизма, будто в нем сидел яростный бес. С таким человеком можно было разговаривать вполне свободно, он легко поддерживал беседу, но стоило чуть задеть его, чем-то досадить, как он навалится на тебя своей враждебностью, а это его добродушие и приветливая разговорчивость — лишь показатель того, что ты для него пустое место, просто его душа хочет отдохнуть.