– Но, если ты пообещаешь выпить со мной боди шот этим вечером, я скажу им всё, что ты захочешь.
Я сердито смотрю на него.
– Скажи им правду. Сейчас же! Или попрощайся с выпускным в декабре!
Адам смеется и качает головой. Он смотрит на Коди и Майка и пожимает плечами.
– Я пытался соблазнить её, но она мне отказала, – он переводит взгляд на меня и добавляет. – Снова.
Шон, спускаясь по лестнице в чистых потертых джинсах и черной футболке, спрашивает:
– О чём болтаем?
Майк откладывает контроллер и встает с пола.
– Роуэн не переспала с Адамом прошлой ночью.
Он чешет рукой голову, а затем потягивается. Его волосы растрепались грязными прядями, он одет в темные джинсы и коричневую Гиннесс футболку.
– Серьезно? – Шон удивленно поднимает бровь.
– Боже мой, – вскрикиваю я, – и ты туда же?
Когда он не отрицает этого, я оглядываюсь вокруг и ору:
– Слушайте, если я пересплю с Адамом, то позабочусь о том, чтобы сделать это настолько страстно, бурно и ГРОМКО, что у вас не возникнет и тени сомнения! Вас это устраивает?
Четыре пары глаз уставились на меня с отвисшими челюстями, тогда как я стою, уперев руки в боки. По очереди хмурюсь на каждого из них до того момента, когда больше не могу сдерживать широкую улыбку, расцветающую на моем лице. Не могу поверить, что сказала это. Я начинаю смеяться, и Шон тоже.
– Ни фига себе, – смеется он. Майк тепло улыбается мне, Коди выглядит предельно смущенным, а Адам... Адам просто сидит и смотрит на меня широко с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. Не представляю, о чем он думает.
– Я пойду наверх, чтобы переодеться, – говорю я, прежде чем кто-либо из них сможет сформулировать связный ответ на мою вспышку.
Когда поднимаюсь наверх, падаю на свою старую кровать и накрываю подушкой лицо. Не могу поверить, что сказала это. Страстно, бурно и громко? Мой недоверчивый смех приглушается подушкой, которую прижимаю к щекам. Я официально схожу с ума. Адам сводит меня с ума!
Я убираю подушку, когда чувствую, как кто-то давит на неё, шутливо прижимая-отпуская, и вижу улыбающееся лицо Шона.
– По шкале от одного до десяти, – спрашиваю я, – насколько сумасшедшей меня все считают?
– Определенно одиннадцать.
Он смеется и присаживается на край кровати.
– Значит, он ещё не знает?
Шикнув на него, сажусь на кровати, нервно поглядывая на лестницу, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.
– Нет.
Наклоняюсь ближе и шепчу:
– Я же сказала тебе, что не собираюсь рассказывать ему.
– Не считаешь, что он заслуживает знать правду?
– Ему просто не нужно знать правду, – хмурюсь в ответ.
– Персик по-прежнему в списке доступа за кулисы, знаешь ли. Он её… тебя… так и не убрал из него.