Я делаю глубокий вдох.
– Слушай... Я очень ценю то, что ты делаешь для меня, но серьезно, ты не должен этого делать. На самом деле я не хочу, чтобы ты считал себя обязанным принимать меня или что-то в этом роде. То есть мы не так долго знаем друг друга для этого, и я не хочу быть обузой, хоть и знаю, что мне больше некуда пойти, но тем не менее, не хочу, чтобы ты себя чувствовал…
– Эй, – перебивает Адам, когда я едва не рву волосы на голове, – мы друзья, верно?
– Да, – отвечаю я, опасливо глядя на всё ещё открытые пустые ящики.
– А друзья помогают друг другу, верно?
Вынуждаю себя взглянуть ему в глаза.
– Да, но…
– Отлично, я хочу, чтобы ты жила со мной, – перебивает он, тепло улыбаясь. – И... ты должна помочь мне.
Я смеюсь и качаю головой.
– Я должна помочь тебе?
Он кивает, глуповатая улыбка расплывается на его лице.
– Знаешь, у меня, скорее всего, не получится вернуться в строй на оставшуюся часть семестра... верно?
– Ага.
– Это немало времени…
– Не так уж и много.
– Ты устанешь от меня.
– Ты устанешь от меня задолго до того, как я устану от тебя.
– Мы только познакомились.
– Мы уже два месяца знакомы.
– Ты сумасшедшая.
Адам сверкает своей жемчужно-белой улыбкой, и внезапно этого становится достаточно, чтобы убедить меня оставаться с ним столько, сколько он позволит. Я благодарю парня, и он обнимает меня, от чего все мои внутренности начинают плавиться, после чего уходит в гостиную, чтобы я могла закончить распаковывать вещи.
Когда Адам уходит, вместе с ним уходит чувство теплоты, и внезапно мне вновь становится до чертиков страшно. Я что, серьезно переезжаю к парню, с которым не встречаюсь, которого знаю меньше недели и который по чистой случайности оказался Адамом, черт возьми, Эверестом?
Я, скрепя сердце, заполняю его ящики своей одеждой. Складывать бюстгальтеры и трусики в его комод кажется сверх странным. Уставившись на белые стринги, лежащие на вершине кучи трусов в моем новом бельевом ящике, я практически на грани того, чтобы изменить свое решение. Я поспешно хватаю шелковую одежку и запихиваю на самое дно, прикрывая нижнее белье толстым слоем неинтересных носков.
Боже, это безумие! Мама едва ли одобрит это. По крайней мере, не думаю, что она... Понравится ли ей Адам? Папа... о Боже, папа, папа! Я на самом деле чувствую себя так, словно отправляю своих родителей в могилу?
– Ты в порядке? – тихо интересуется Шон, зайдя в комнату.
Я вздыхаю, чувствуя легкое головокружение и жар.
– Это странно, да? Пожалуйста, скажи мне, что я не единственная, кто считает это странным.
Шон присаживается на черное покрывало Адама, потирая колени руками.