Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма (Сарнов) - страница 26

Но герой фейхтвангеровского романа Зепп Траутвейн — эмигрант. Он живет в Париже, и на все, что происходит в нацистской Германии, смотрит извне. А мы, даже самые трезвые из нас, жили внутри этой тотальной лжи, внутри этого ставшего для нас привычным тотального идиотизма.

Посмеяться и даже поглумиться над выражением «Битва за урожай» я, конечно, мог. А вот саркастическая мысль, что скоро, пожалуй, о ком-нибудь из наших вождей, сходивших в уборную, станут говорить и писать, что он «выиграл опорожнительную битву», мне, наверно, в голову прийти не могла. Разве только если бы я, как фейхтвангеровский Зепп Траутвейн, тоже оказался в эмиграции, в Париже, и слушал эти наши радиоголоса оттуда.

В

Враги народа

Это было, наверно, самое жуткое языковое клише из политического языка советской эпохи.

В России этот якобинский термин в ход пустил Ленин в 1917 году, обозвав так своих политических противников. Потом он стал — не слишком часто — мелькать в различных постановлениях и декретах: в 1918 году декрет ВЦИК «О поставках продовольствия» предлагает сопротивляющихся крестьян «объявить врагами народа… с тем, чтобы приговаривались к тюремному заключению на срок не менее 10 лет».

Но прочно в официальный политический язык это словосочетание вошло лишь в 1927 году, после того как Сталин назвал так Троцкого, а потом уже стал называть и других своих политических противников.

В годы так называемой ежовщины и радио, и газеты этим термином клеймили уже без разбора всех жертв сталинских репрессий. И вскоре формула эта стала уже официальным юридическим термином: часовым, охраняющим места заключения, велено было произносить при смене: «Под сдачей пост №… по охране врагов народа». И: «Пост №… по охране врагов народа принял».

Ужаснее всего было то, что формула эта была усвоена (принята, узаконена) языком, а значит, в какой-то мере и народом. И должно было пройти три десятка лет — целая историческая эпоха! — чтобы этому словосочетанию был возвращен его истинный смысл.

► Случалось ли вам, любезный читатель, бывать в Доме свиданий? Если нет, позвольте для начала, ради удобства рассказывания, описать вам эту скромную, барачного типа гостиницу, прилегающую к вахте и контрольно-пропускному тамбуру, на рубеже лагерной зоны и вольной проезжей дороги…

Здесь, на тюремной земле, раз в год — на трое суток в лучшем случае, на сутки, на одну ночевку — утраченная семья арестанта восстанавливает как умеет законные права и обязанности сумбуром поцелуев и кладезем слёз…

В отдельной комнатке — все как у людей. Два стула. Тумбочка. Стол. Кровать. На окне — белые створки. Можно задернуть решетку, и — как дома… Раз уж дали вам личное счастье, на столе — что душа пожелает… Белый хлеб. Сало. Ешь не хочу. Гужуйся! Консервы — тресковая печень. Сливочное масло. Сахар-рафинад. Повидло… Набивают курсак отощавшему постояльцу — за год назад, на год вперед… И это главное, зачем едут бабы, с узлами, с баулами, с тремя пересадками, в очередях, на вокзалах, за билетами, ложась. Да еще скоро ли пустят? Да и пустят ли? — не то сиди, кукуй в вольном поселке, снимай сенник втридорога у прижимистой жены вертухая, а дома — на другом конце света — корова не доена, дети болеют и отпуск, за свой счет, с МТС уже просрочен… А мир — холоден. А начальство-то грозное… Ежели, говорит, ваш супруг не одумается, не изменит поведения, не родит норму выработки, — не дам свидания. Не дам, да и только! — смеется, змей. Что хотят, то и делают, враги народа…