– Ну, противоречий тут действительно нет. Каждый солдат будет поддерживать все начинания командования, если оно не будет стремиться использовать их в качестве мяса. Любой здравомыслящий офицер, особенно из числа выслужившихся из низов и на своей шкуре познавший солдатское бытие, будет стремиться сохранить как можно больше военных жизней. Но для любого ветерана новобранец – не боец. По крайней мере, пока не переживет хоть пару боев. А значит, и жизни их, по разумению любого ветерана, ничего не стоят.
– Поня-а-а-атно, – протянул Глеб, в растерянности. – А что…
О чем он хотел спросить, так и осталось неизвестным, потому что именно в этот момент в шатер, отодвинув закрывающий вход полог, шагнул прибывший раньше остальных Раон, и Волков вынужден был отложить расспросы на потом.
Поприветствовав командира, префект устроился поближе к горящей лампе, разложил перед собой ворох притащенных бумаг и закопался в них с головой. Лишь время от времени раздавалось его невнятное бурчание да слышался скрип пера по бумаге, когда он принимался что-то яростно строчить.
Нехорошо, конечно, злорадствовать, но когда тебе хреново, настроение могут поднять страдания ближнего твоего. Это в природе человека, и этого не изменить. Даже самый высокоморальный и сострадательный человек хоть раз да испытывал подобное чувство. Вот и Волков не избежал подобного. Несмотря на уважение и дружескую симпатию к Раону, он, зная нелюбовь префекта к бумажной работе, но вынужденному заниматься ей в силу должностных обязанностей, почувствовал, как настроение резко пошло вверх, и даже головная боль утихла. Стараясь удержать лицо, Глеб сжал губы, так и норовившие растянуться в ехидной ухмылке, но занятый борьбой с одной непослушной частью лица, с удивлением отметил, что другие части тела тоже решили поучаствовать в веселье, и уже пальцы правой руки выстукивают по столу бодрый мотивчик.
Раон бросил на него быстрый взгляд, но промолчал и вернулся к работе, разве что движения пера стали более дерганые.
Чертыхнувшись про себя, Глеб прекратил стучать пальцами. Повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь шорохом бумаги да скрежетом пера. Неловкий момент был прерван громким спором Капля и Гроха – за что Волков был им благодарен, – ввалившимися в командирский шатер.
Зато Раон нашел на ком сорвать накопившееся раздражение:
– Заткнулись оба! Чего раскудахтались?!
Не только Глеб был в курсе самой нелюбимой работы Раона, так что, не вступая в споры, обменявшись понимающими взглядами, центурионы тихо заняли места за столом.
Следом заявились Трамп и Кай со своими заместителями, тенью просочился в шатер Зан, скромно пристроившись в уголке, потом подошел Оноре в сопровождении Сувора Тампля и Игеня – последнего из своих центурионов, возглавляющего стрелковый отряд, и почти сразу за ними толпа ликторов с Густавом Брэем и его помощником.