– Ты врач, что ли?
Чук оглянулся на него.
– Почему?
– Я бы не стал эту херню доставать, мало ли…
– Если бы артерию задело, то уже бы все вытекло. Сейчас просто надо вытащить, быстро запеленать и чуть обождать. Потом обезболивающее вколем, и все, потопали дальше. Да, салага, потом обезболивающее. Тебя твой друг потащит, а мне за вами следить, чтоб никто не убил. Понятно излагаю?
Урфин хрюкнул от удовольствия. Все же Чук вернул ему веру в человеческую натуру и отсутствие ложного гуманизма у себя самого.
Спеленатый новичок явно возмущался готовящемуся лечению его организма. Но новичок на то и новичок, чтобы делать как старший сказал. Да и не пришлось сильно мучиться. Ну, минуты три, не более, Урфин наблюдал его вылезающие наружу глаза и чуть прижимал горло, чтоб тот не очень сильно голосил. Вырубился парень где-то на второй. Помог посильно, так сказать.
* * *
– Урфин? – Чук закурил, сидя на вновь застеленном спальнике.
– Да?
– Спасибо.
Урфин не ответил.
– Новости рассказать?
– Это точно лучше. – Баркас, закончив есть, запихнул пустую банку под просевшую почти полностью покрышку грузовика. – Делись, чего видел, кого слышал и вообще.
– Думаю, именно вообще интереснее?
Баркас кивнул.
– В Зоне видели Крома. Между Михайловским замком и Спасом. От Рыси сообщение наблюдал, что до того Кром шлялся у Московского вокзала.
– А, Рысь снова в Зоне?
– Опять, да.
– Что еще? «Слизь» в центре есть?
Чук пожал плечами.
– Не ходил туда. Предупреждений не видел.
– Ясно. – Баркас подал ему руку. – Бывай, бродяга, свидимся.
– Обязательно. С меня причитается, за помощь.
– Потом.
– Как скажешь.
До полудня они планировали добраться к Парку, следовало выходить. Отойдя за дальние машины, Урфин остановился.
– Ты чего?
Баркас, сбившись с шага, недовольно развернулся к нему.
– Странная какая-то фиговина. Чук нас как будто задержать не пытался. Но хотел. Не?
Напарник сморщил харю… Больше никак и не скажешь.
– Паранойя лечится только в специальных местах.
– И не говори, как я сам не подумал об этом…
– Черт знает, братишка, почему так вышло. Но жизнь-то спасли пацану.
– Это еще хрен его маму знает, спасли или как.
Баркас высморкался.
– Он при нас не помер?
– Нет.
– Значит, спасли.
Урфин подумал и согласился.
Ветер, молчавший очень уж долго, ожил. Заявил о себе, хлестнув неожиданно прямо внутрь комбинезона, пробравшись через белье. Баркас поморщился, промозглую питерскую сырость он категорически не любил.
День накатывал неотвратимо, ничем не выдавая приближения полудня. Серый студень туч, колыхавшийся над головами, пока не пропустил ни одного луча солнца. Все как обычно, все то же самое, как вчера или завтра. Ни единой ноты чего-то инородного и выбивающегося из кататонической композиции чертовой мизантропки, занявшей место когда-то вполне себе яркого интересного города.